Отдаленные последствия - Александра Маринина

– Для чистоты эксперимента надо бы рассмотреть, – неохотно согласился он. – Ставлю на то, что он к тебе не пойдет.

– Ясен пень, ты ж ему благоволишь, – усмехнулся Зарубин. – Ладно, тогда я понятно на что ставлю. Итого, на кону два пузыря.

На его столе зажужжал аппарат внутренней связи. Сергей поднял трубку.

– Иду, – коротко ответил он, выслушав невидимого собеседника.

Запер сейф, громыхнув увесистой связкой ключей.

– Началось, – равнодушно сообщил он Сташису. – Уже из главка подвалили. Если не вернусь – считайте меня…

– Коммунистом? – подсказал Антон.

– Опером, павшим на боевом посту, – мрачно пошутил Зарубин.

Из тетради Игоря Выходцева

Похоже, успею я совсем мало. Придется еще больше сокращать рассказ. На последний курс терапии я уехал с головой, доверху забитой тем, что говорила Светлана Валентиновна, с которой я общался уже регулярно и подолгу. Она начала писать статью, и когда я вернулся, текст был закончен. Под заголовком стояли две фамилии: ее и моя. Я прочел. Сказать, что я ничего не понял, – это ничего не сказать. Я не просто не понял я даже знал не все слова из заголовка. Это было что-то очень теоретическое. Я просто не имел права считаться соавтором такого высоконаучного произведения и попросил Стеклову снять мое имя.

– Это все ваше. Ваши знания, ваша научная база, которую вы создавали много лет, занимаясь научным трудом, ваш опыт, ваш подход. Пожалуйста, не надо меня. Можно?

Она долго уговаривала, но я стоял на своем и добился того, чего хотел.

Но почему-то именно в этот момент я понял, что должен отказаться от своего плана. Наверное, меня подкосил очень простой вопрос, который задала мне Стеклова:

– Вы знаете, сколько человек в нашей стране ежегодно пропадает без вести? Примерно семьдесят тысяч. Часть из них становится жертвами преступлений, часть – жертвами собственной психической болезни, но огромная часть – около восьмидесяти процентов из них – просто безмозглые эгоисты, не берущие в голову такие очевидные вещи, как страдания их родных. Кого-то находят живым, кого-то – мертвым, кого-то не находят вовсе. Каждый год в России пропадает от пятнадцати до двадцати тысяч детей. Попробуйте только представить себе, что творится с родителями, у которых пропал ребенок, ребенок любого возраста. Поверьте мне, это намного, намного хуже, чем известие о смерти. И этим страданиям нет конца, пока не наступит какая-то ясность. А ведь нужно работать, зарабатывать, содержать себя и семью. Сколько неправильных решений примут такие родители? Сколько ошибок совершат? И кого вы станете винить в этих ошибках? Самого ребенка, которого нашли и вернули домой? Страдающего психическим заболеванием и потерявшего память молодого человека, ушедшего из дома в неизвестном направлении? Если вы пойдете по пути поиска виноватых, то ответьте мне: кто виноват в том, что Алексей Пруженко водил машину в непотребном состоянии? Думаете, он сам и только он один? Копните чуть глубже и подумайте, почему он стал таким. Кто его таким сделал? И найдете еще нескольких виноватых – родителей, учителей, друзей, соседей. А когда начнете выяснять, почему эти виноватые так на него повлияли, то найдете еще с десяток и людей, и обстоятельств. Поймите, Игорь, поиски виноватого – порочный путь, на котором никогда не находится истинная справедливость. В эпидемиологии есть понятие «нулевого пациента», но социум устроен по другим законам, и первоначального виновника, так называемый корень зла, вы никогда не найдете и не накажете. Просто примите это как факт.

Да, старушка Светлана Валентиновна была жесткой и отчасти даже грубоватой, но она умела поставить мозги на место, этого не отнять. Благодаря ей я совершил только три казни, а не девять, как собирался. И ведь что удивительно: о моем черном списке и трех казнях она ничего не знала и знать не могла, но всегда говорила со мной так, будто ей все отлично известно. Умом-то я понимал, что она ведет речь только о том, насколько неправильно я формулирую проблему, но сердце каждый раз вздрагивало. В каждом ее слове мне чудились намеки… Правда ведь, на воре шапка горит.

Чем больше я слушал Стеклову и обдумывал ее слова, тем яснее понимал, что должен остановиться. Но признать это было не так легко, как кажется. Я всегда был нормальным среднестатистическим мужиком, офицером, ментом, и с самого детства мне внушали, что задумать что-то и не довести начатое до конца – плохо, неправильно. Мужчины должны давать сдачи обидчикам. Мужчины не сдаются. Мужчины не отступают. Сдаться означает признать свою слабость и несостоятельность, признать, что ты не справился, ты потерпел неудачу, ты лох. Ты не дал сдачи, не отомстил, не поквитался. Ты опустил руки и признал свое поражение. Это стыдно. Это недопустимо. Ну и все в таком роде. Я составил план и начал его выполнять. Я был уверен в собственном праве вершить суд и нести справедливое возмездие. Отказаться? Это было в моих глазах смерти подобно.

Сейчас не могу точно сказать, как все случилось и почему, какое слово, какая мысль поставили точку в этом мракобесии мести и отчаяния. Помню только, что во время очередной встречи Стеклова спросила, читаю ли я детективы. Я ответил, что нет, не читаю, я вообще давно уже не читаю художественную литературу.

– А напрасно, – с улыбкой заметила Светлана Валентиновна. – Там бывают очень любопытные наблюдения. Почитайте «Переломы» Тилье, в следующий раз обсудим. Считайте это домашним заданием. Покупать книгу не нужно, я вам дам свою.

Пришлось превозмочь себя и прочитать. Не могу сказать, что повествование меня сильно увлекло, я вообще не охотник до чтения, предпочитаю смотреть кино и сериалы, это и быстрее, и проще. Но пока читал – в моей голове что-то произошло. Что именно – не берусь судить. Описать не могу, объяснить тоже. Просто в один прекрасный день я проснулся и понял, что нужно принять все как есть. Ненависть порождает только ненависть, и насилие порождает только насилие. Ничего хорошего на этом огороде вырасти не может. Ванечки больше нет и никогда не будет. Я болен, лечение не помогло, и скоро все закончится. И от моих казней ничего не изменится. Ванечка не вернется, и я не стану здоровым. Если я, пока жив, могу сделать хоть что-нибудь, чтобы чье-то горе не оборачивалось в итоге горем для других людей, то мне нужно это сделать. Вот и все. Если в результате хотя бы один человек избежит моей участи с упущенным заболеванием, я смогу считать, что жил не напрасно.

На лице Светланы Валентиновны, когда я