Тайная академия слуг - Ким Иын

Не такой реакции она ожидала. Чжунсок произнес это тихим спокойным голосом. Выслушав ее откровения о нелегкой доле, он пытался ее утешить – и она всхлипнула, почувствовав это.

– Прямо как у меня, – добавил Чжунсок, словно обращаясь к самому себе и глядя куда-то в потолок теплицы.

Соджон ничего не могла на это ответить.

Чжунсок снова долго молчал. Лишь глубоко вздохнул, оглядел теплицу, и его взгляд на мгновение задержался на грядке. Затем он долго смотрел на землю у себя под ногами.

– Знаешь, когда я сам занялся здесь садоводством и огородничеством, я впервые задумался о значении почвы. Что посеешь – то и пожнешь, так ведь говорят? Я, конечно, только любитель, и мне еще рано говорить что-то с видом эксперта о почве… но я… словно… почувствовал себя живым? Я начал задумываться – что я посажу в свою почву? Все мои решения – они станут зерном. Что из него вырастет – какие они породят результаты?

Кан Чжунсок улыбнулся спокойной улыбкой, глядя на Хан Соджон.

– И это все благодаря тебе. Из-за тебя я впервые обратил внимание на огород и прикоснулся к земле. Я впервые в своей жизни вот так, сидя на корточках, собирал урожай, поливал землю, удобрял ее… Когда ты с любовью растишь что-то для того, чтобы отдать это любимому человеку, и видишь, как он с удовольствием это ест, – ты испытываешь непередаваемое счастье. Счастье делить радость жизни с тем, кого любишь. И все заиграло новыми красками – благодаря тебе я по-другому взглянул на свою жизнь.

Реакция Кан Чжунсока удивила Хан Соджон.

– «Почему деревья скрывают сиянье своих корней?» – этим вопросом задавался поэт Пабло Неруда. Они в земле, скрытые от чужих глаз, но именно корни держат дерево. Говорят, что если идешь один – можешь пойти быстро, но если идешь с кем-то – можешь пойти далеко. Я теперь хочу идти вместе с как можно большим количеством людей. Корни должны быть здоровыми и крепкими, чтобы дерево могло расти и давать плоды. И буду искать разные способы, чтобы достичь этого. Я понял, что это моя задача. Но для этого мне нужна ты, понимаешь?

Он снял резиновые перчатки и взял Хан Соджон за руку. Его рука была теплой. Соджон не могла ничего сказать.

– Ты думаешь, что я полюбил тебя согласно плану Академии? Нет. Я же не дурак. Я оценил тебя по достоинству и признал твои способности. У тебя поразительная способность к эмпатии. Я по-настоящему влюбился в тебя в тот день, когда вы играли с Лэсси в теплице, – ты дала волю эмоциям. И я знал, что ты догадалась о моем прошлом – хоть и не понимал, каким образом. Но благодаря этому ты стала для меня утешением – ведь я никому не рассказывал о своей тайне, рубцом оставшейся у меня на сердце. Я знаю, что ты иногда тайком ездила в Кохын – и там заботилась о моей матери. Я люблю тебя – и не потому, что Академия промыла мне мозги.

Как и сказал Кан Чжунсок, Соджон действительно иногда ездила в Кохын. Она в шутку причитала, что ей уже даже снится этот суп из квашеной капусты – настолько она поражена его вкусом. И мать Чжунсока каждый раз вытирала слезы, когда видела ее.

Хан Соджон старалась как можно подробнее рассказывать ей о Чжунсоке – ее сыне. Какие блюда он любил, какое выражение лица у него было, когда он играл с Лэсси, как иногда он засыпал, облокотившись на стул, и как храпел, когда уставал. Она также рассказала, как он обожал креветочные чипсы и медовые пирожки, съедая по пачке каждый вечер, и шутила, что скоро у него появится животик. Тогда мать Чжунсока смеялась, говоря, что он остался верен своей привычке – он любил их и в детстве. И радовалась, что Хан Соджон хорошо заботится о ее сыне.

– Пусть не любовь – мне достаточного того, что ты по-прежнему будешь моей коллегой и соратницей.

Хан Соджон рассказала ему все о Ли Джинуке. Он прожил гораздо более насыщенную жизнь, чем сам думал. Испытания и страдания закалили его – его раны постоянно то кровоточили, то снова заживали – и превратились в рубцы. А сам он превратился в мощное дерево, крепко стоящее на земле, – его было невозможно пошатнуть.

Хан Соджон заплакала. Как же ей быть с этим человеком, который так ее понимает, сопереживает и поддерживает? Сквозь слезы она увидела незаметно подошедшего Лэсси; тот махал хвостом и, словно пытаясь ее утешить, лизнул ее в щеку. Ну как тут было не улыбнуться? Хан Соджон, вытирая слезы, улыбнулась и погладила Лэсси.

И вдруг вместе с пронизывающей болью к ней пришло осознание. Она поняла, что для нее сейчас самое важное, что ей нужно достать во что бы то ни стало, – даже если для этого придется перешагнуть через саму себя. Стоило ей на минуту расслабиться, рассказав все Кан Чжунсоку и освободившись от груза совести, она снова столкнулась с реальностью: вокруг нее словно сдвигались стены.

Деньги. Ей нужны были деньги – и очень много. И надолго – не только на первое время, но и на будущее. Ей нужно было оплачивать расходы на психиатрическую больницу, посылать средства в Австралию – на жизнь и еще на обучение Сохён. Она взяла на себя ответственность за все это. И на все это нужны были деньги.

После того как закрылась Академия, совет распался сам по себе. Это было естественно – не было той, против кого нужно было объединяться, исчезло то, что им угрожало. И сейчас ей финансово помогал Пэк Дохён – но не может же она вечно сидеть у него на шее? Особенно теперь, когда с его глаз исчезла угроза, объединявшая их, – Чон Гымхи.

На данный момент она могла жить за счет средств, оставленных Ли Джинуком, но это было временное решение. Ей нужны были деньги, чтобы нести свою ношу ответственности, которую она сама на себя взвалила. И эта ответственность придавала ей решимости. Нет ничего невозможного и ни одной преграды, которая не пала бы, сокрушенная человеческой отчаянностью. Только отчаянный человек может контролировать свои эмоции. Да, так она должна была поступить – Хан Соджон приняла решение.

И она снова начала отношения с Кан Чжунсоком, занимая положение где-то между соратницей и возлюбленной.

И некоторое время все шло гладко.

* * *

Курорт в Янъяне находился на стадии активного строительства. Хан Соджон руководила этим проектом. Это была