Грехи отцов - Уильям Кафф

— Совсем помешан, мисс. Изволите видеть, тут жила одна леди, которую он любил, и она уехала внезапно, — так что он потерял ее из виду. Вот от этого-то он и рехнулся. Теперь постоянно ищет ее, уж сколько лет. Мы все знаем помешанного Джо. Он пуще огня боится полиции, так как мы постоянно отсылаем его в больницу. Что-то давно он здесь не показывался, видно, его выпустили только сегодня.

— И лучше пусть больше не показывается совсем, — сказал Ральф. — Удивляюсь, как можно пускать сумасшедших разгуливать на свободе!

Он поспешил уйти от болтливого полисмена, горя нетерпением воспользоваться своим первым свиданием с глазу на глаз с любимой девушкой.

— Энид, — без обиняков начал он, беря ее руку, — поговорим же наконец откровенно. Отчего вы избегаете меня? Отчего не даете мне возможность предложить вам вопрос, от которого зависит все мое счастье? Неужели вы переменились ко мне?

— Нет, я не переменилась, Ральф, — отвечала она, — но я нахожусь в самом затруднительном недоумении, как мне поступить. Если я не обращалась к вам за разрешением этого недоумения, то лишь потому, что вы были бы пристрастным судьею, — закончила она, ласково улыбнувшись.

— Какое недоумение? К чему недоумения, когда все так ясно: теперь вы свободны, независимы ни от кого, кроме собственной воли. Мы любим друг друга — отчего бы нам не обвенчаться и не зажить мирной, счастливой жизнью? Или вы боитесь, что не будете счастливы со мною, Энид?

— Нет, Ральф. Об этом нечего и говорить. Но повторяю вам то, что однажды уже сказала: я не буду вашей женою раньше, чем не разъяснится моя тайна или, лучше сказать, тайна моего отца. Случайно, все равно как, я узнала после его смерти, что он жил в Испании под чужим именем; настоящего же его имени я не могла узнать. Это одно уже есть препятствие к нашему браку. Вы джентльмен по рождению, а я не знаю, кто я. Не возражайте — я угадываю все ваши возражения и, на вашем месте, точно так же начала бы опровергать мои слова. Но поставьте себя в мое положение, и вы должны будете согласиться, что и я права, желая выяснить, кто были мои родители. В Испании ключа к этому нет или, если и есть, то он недоступен для меня: отец превосходно распорядился пресечь мне все пути к открытию его прошлого. Но я уверена, что его тайна заключается в рукописи, о которой он так тревожился в последние месяцы своей жизни. Мучительный вопрос преследует меня день и ночь: имею я право прочитать ее или нет? Он никогда не говорил мне об этом ни слова…

— Разумеется, следует сжечь ее и вместе с нею воспоминание о всем прошлом, — с жаром воскликнул Ральф. — Тайна вашего отца не касается вас. Относительно же имени, то я только одного прошу, чтобы вы как можно скорее начали называться миссис Гэринг!

— Дорогой Ральф! — она пожала ему руку. — Я глубоко ценю вашу любовь и доверие ко мне, но все-таки… все-таки для окончательного решения этого дела я обращусь за советом к нашим друзьям.

Это было не очень-то по вкусу бедняге Ральфу, но пришлось покориться. Передавая мне этот разговор, он усиленно просил меня отбросить мое обычное холодное благоразумие и поддержать его мнение относительно проклятой рукописи. Однако я не согласился, находя, что Энид совершенно права, отказываясь вносить в свою новую семейную жизнь какие бы то ни было невыясненные обстоятельства; в таком же духе я ответил и ей самой, когда она вечером сообщила нам о своих колебаниях. Выслушав меня, она побледнела и слегка дрожащим голосом ответила:

— Я думаю точно так же, мистер Уэльтер. Я прочту рукопись сегодня ночью. Но признаюсь, мне очень страшно. Мне кажется, что все мое счастье разобьется…

— Полно, полно, — утешал я ее, — вероятнее, что покончив с этим неприятным делом, вы будете гораздо спокойнее и счастливее. Сейчас я принесу вам ваш сверток.

Достав из бюро таинственную рукопись в заплесневевшей черной кожаной обертке, я вручил ее девушке, с видимым отвращением посмотревшей на нее.

Она простилась с нами и ушла к себе в спальню, сопровождаемая нашими мысленными благословениями. Всем нам было жутко за бедняжку.

На следующее утро Энид не сошла к завтраку, а когда я вернулся домой к обеду, жена передала мне, что девушка весь день просидела у себя запершись на ключ, упорно отказываясь от еды и умоляя оставить ее в покое. Ральф также тщетно стучался к ней и вынужден был удалиться с таким же ответом.

Это обстоятельство опечалило меня не меньше, чем Эмили и Ральфа. Значит, в рукописи заключается что-нибудь ужасное. Обед прошел очень скучно, а когда мы сидели за кофе в гостиной, Джинс подал Ральфу пакет от мисс Артур.

В пакете оказалась рукопись и короткая записочка Энид:

«Дорогой Ральф! Прочтите рукопись с нашими друзьями, и вы убедитесь, что предчувствия меня не обманули: брак наш невозможен. Э. А.».

Молча передал мне Ральф эту записку, но по лицу его видно было, что он не отступится от своего сокровища ни за что в мире.

— Когда же читать? Сейчас? — спросил я его.

— Чем скорее, тем лучше, — угрюмо отвечал он, развертывая листы, исписанные красивым, твердым почерком, весьма похожим на почерк Энид. На заголовке стояло: «Моя исповедь».

Ральф знаком попросил меня читать, и мы узнали следующее:

«Первый красавец в Лондоне! — так называли меня в обществе в давно прошедшие времена моей юности. Тогда, действительно, я был хорош и, главное, богат. Жизнь улыбалась мне со всех сторон… Но расскажу все по порядку. Я должен высказаться, хотя бы этой бумаге, иначе я сойду с ума. Пишу мою исповедь в уединенной пригородной вилле, куда я скрылся со своим несчастием и позором. Я потерял все: честь, доброе имя, все надежды и веру. У меня осталась одна жизнь — иначе, цепь страданий и тайных опасений, которую однако я не имею права порвать.

До встречи с нею я был беспечный, увлекающийся, но честный юноша, любимый и уважаемый всеми, с кем я сходился. Я много выезжал, участвовал в скачках, охотах и всевозможных светских увеселениях, счастливо избегая супружеских сетей, расставляемых мне матерями и их дочками, прельщавшимися моим независимым положением и внешними преимуществами. О женитьбе я не думал и сердце мое оставалось свободным, пока судьба не натолкнула меня на эту женщину. Однажды, вернувшись домой со скачек, я нашел у себя приглашение к обеду в дом моих хороших друзей. Было уже довольно поздно