Современный зарубежный детектив-11. Книги 1-19 - Сол Херцог

на свои места. Лила переживала кризис, отчаянно пыталась сбежать от реальности, которую сама же и создала, и Джона уверился, что мог бы стать решением всех ее проблем. Он не сомневался, что – как и в случае Дейзи и Тома – только из-за его отсутствия она согласилась на отношения с Куртом. Возможно, в минуту слабости она даже поощрила Курта на то, чтобы носить ее так, как в тот момент ей хотелось, чтобы ее носили: как яркий цветок, защищенный от того, чего она боялась. И все же все это время, глубоко внутри, она, должно быть, чувствовала таинственную, непреодолимую печаль. Лила, должно быть, чувствовала – она что-то потеряла, хотя и не знала, что именно и почему.

Но теперь Джона мог спасти ее, и он сделал бы все, чтобы дать Лиле ту любовь, которую она заслуживала. Он всегда знал, что они созданы друг для друга, не так ли? Он еще ни в чем не был так уверен за всю жизнь. Ему нужно только набраться терпения и дать ей немного времени, прежде чем эти более глубокие чувства всплывут на поверхность. И тогда… на что он мог надеяться? Сойдутся ли наконец герой и героиня вместе?

Джона наблюдал, как Мэгги взбила белки лопаткой, превратив их в пышный полукруг на сковороде, затем, смазав края сливочным маслом, выложила его, сочащийся сыром, посыпав кинзой, pico de gallo[24] и беконом на кобальтово-синюю тарелку. Зельда мяукнула, придвинулась ближе, Мэгс улыбнулась Джоне – перемирие? – и с удовольствием облизала палец. Боже, как это возможно – любить двух людей одновременно? Он был помолвлен с замечательной женщиной, талантливой художницей, невероятным партнером, а когда-нибудь и прекрасной матерью. Но пусть даже Мэгги подходила ему больше, надежда на Лилу всегда теплилась в каком-то уголке его сознания. А если бы появился выбор? Он знал, что никакого соперничества не было. И огонь, и свежесть были бы бессильны перед тем, что человек лелеет в тайных фантазиях.

Теперь Мэгги затронула их последнюю размолвку – деликатное предложение Джоны отложить свадьбу. Ее карьера была на взлете, утверждал он прошлой ночью, они оба знали, что он погряз в работе. Конечно, было бы разумнее подождать еще год или два, рассуждал он, пока их жизнь не войдет в спокойное, надежное русло. Слезы снова наполнили глаза Мэгги, когда она спросила, действительно ли он именно это имел в виду. И хотя он изо всех сил старался сфокусироваться на разговоре, на самом деле все его мысли занимала Лила. Менее чем через три часа должен был начаться очередной сеанс. Он уже представил ее: сидящую перед ним на краешке стула, испуганную, но грациозную, и почувствовал, как участился пульс, когда он задумался о том, какими духами она воспользуется, какую одежду выберет, чтобы подчеркнуть элегантные формы, какое нижнее белье спрятано под ней. И он подумал, что, возможно, именно сегодня она осознает свои чувства к нему – и любовь, возродившаяся, как птица Феникс из собственного пепла, вновь возникнет в таинственных и непостижимых уголках.

Он откусил еще один кусочек от идеального омлета Мэгги, прежде чем отодвинуть стул, оставив Зельде маслянистые остатки. Поцеловал Мэгги в макушку и прошептал, что ему пора на работу, но они обязательно обсудят это в другой раз. Скоро, заверил он ее. Направляясь к лестнице, ведущей на нижний уровень, он почувствовал, что Мэгги наблюдает за ним с замешательством и тревогой. Но даже несмотря на это, Джона не смог сдержать улыбку, расплывшуюся по лицу, от теплого предвкушения встречи с Лилой.

2

Терапевтический дневник Лилы

для Джоны Гэбриэла

Запись № 1

18 июля

Дорогой дневник!

Признание номер один: мне доставляет столько девичьей радости снова вести дневник, как это делала Глория в «Прекрасных и проклятых»[25]. (Мое самообразование в изучении Фицджеральда продолжается!)

Но как же мне тебя называть? Ты на самом деле мой самый дорогой дневник? …или, может быть, ты, дорогой журнал? дорогой Джона? будущая Лила? Кого это касается? Называя тебя дневником, я мгновенно, точно в машине времени, переношусь в мечтательные подростковые годы. (Думаю, что именно тогда, вероятно, я последний раз вела дневник, не так ли? Он был с замочком в форме сердца и крошечным ключиком, нанизанным на атласную ленту. Примечание для себя: необходимо найти детский дневник, чтобы заново открыть в себе наивное чувство чуда. Также: необходимо найти ключ.) Если бы это была киноверсия моей жизни, я бы плюхнулась животом на пастельно-розовое одеяло с цветочным узором, накручивала прядь на палец, изображала Бритни Спирс, болтала ногами взад-вперед, растопырив пальцы ног (боже, в какой мешанине десятилетий я живу?).

Однако на самом деле это просто я, реальная Лила Крейн, такая, которую мир никогда по-настоящему не увидит. По вашей просьбе, Джона, эти записи будут моей лучшей попыткой детально задокументировать правду о моей личной жизни и моих сложных отношениях с Куртом, чтобы расширить и углубить нашу совместную работу.

* * *

На улице мертвая тишина, почти два часа ночи, и я в пеньюаре – моем любимом атласном кимоно с тонкой серебристой отделкой. После сегодняшнего поворота событий я сворачиваюсь калачиком, насколько это возможно, в мягком бархатном кресле в отчаянной попытке успокоиться. Кресло стоит в уютном углу со стеклянными стенами по обе стороны, откуда открывается вид на сверкающие огни города. В такие моменты, как сейчас, я жалею, что у меня нет кошки. Мне говорили, что кошки – ночные животные (во многом похожие на меня), разборчивые в своей привязанности, скупые на доверие. (Примечание для себя: должно быть, больше я похожа на кошку.) Было бы здорово, если бы прямо сейчас одна из них свернулась клубочком у меня на коленях, с крошечной заостренной мордочкой, шелковистой улыбкой, мягким, успокаивающим мурчанием, но, увы, я совсем одна, и, полностью отказавшись от сна, я решила, что сейчас самое подходящее время, самое лучшее время для завершения первой записи. (На самом деле, она может стать и последней, но я вернусь к этому в свое время.)

Прежде чем я перейду к событиям этой ночи, позвольте обрисовать обстановку. Сегодня (технически, вчера) был чертовски тяжелый день. Это был один из тех редких дней, которые поначалу кажутся восхитительно пустыми, когда не запланирована съемка ни одной из моих сцен. У меня были грандиозные мечты о таком необходимом уходе за собой. (Хотела выспаться! Сделать маникюр! Даже – ах – почитать книгу! Боже милостивый, женщина, какие фантастические заблуждения!) Увы, эти мечты были мгновенно развеяны,