Современный зарубежный детектив-7 (Крутой детектив). Компиляция. Книги 1-27 - Сара Парецки

Не обнаружив ее, я даже не удивилась. Я не испытала ни страха, ни подозрений, скорее облегчение. Ее отсутствие словно позволило мне наконец расслабиться.

Открыв гардероб, я взглянула на ее одежду, которую иногда носила и сама. Я узнала туристические ботинки, которые уже целую вечность не надевала, и давно не попадавшуюся мне блузку. Затем я взглянула на свое отражение в зеркале, прикрепленном к внутренней стороне дверцы шкафа, и с любопытством изучила образ, который Марла столько раз наблюдала в прошлом. Я подошла к письменному столу. На нем аккуратной стопкой лежали какие-то документы, словно ожидая подходящего момента, когда в них появится необходимость. Некоторые из них были на бланках юридической фирмы, и я узнала в них письма, которые прислала семья сеньоры Стерлинг, чтобы уведомить меня о том, что они намерены подать на меня в суд.

В ящике я нашла таблетки.

Пузырек был полным, что говорило о том, что Марла давно перестала принимать лекарство. Мы обе знали, что происходило, когда она бросала таблетки: ее мысли путались, и она вела себя странно, до такой степени странно, что начинала казаться совсем другим человеком.

Мое внимание снова переключилось на документы, лежавшие на столе. Я увидела письмо от агентства Neoprisa. По почтовому штемпелю я поняла, что оно пришло сегодня утром. Открыв конверт, я обнаружила запутанный текст, полный юридических терминов, и прочитала его по диагонали, чтобы получить общее представление о его содержании.

Тереза Солана настоятельно просила меня предоставить ей полный отчет о расходах, связанных с расследованием, в котором я участвовала в качестве стороннего следователя. Она несколько раз повторила, что если я этого не сделаю, то у них не останется другого выбора, кроме как передать это дело своим адвокатам, а еще обвиняла меня в том, что я предала доверие людей, которые меня наняли.

Это заставило меня расхохотаться.

Я продолжала смеяться, пока мой взгляд не остановился на заголовке письма и я не прочитала свое имя так, словно видела его впервые в жизни: Грета Мартин Лаос.

Внезапно накатившая дурнота заставила меня выронить документы. От меня что-то ускользало, но я не понимала, что именно. Я повернулась к стеллажу, полному технических текстов и папок с документами. Вот где располагался настоящий командный пункт Марлы, ее убежище.

Здесь было несколько экземпляров «Игры ангела», какие-то в твердой, а какие-то – в мягкой обложке. Была и версия на немецком, которую я купила в Берлине, и итальянское издание, которое я спасла из сумки Олега до того, как она сгорела в пожаре. К своему удивлению, я обнаружила здесь и ту «Gra Anioła», что обнаружила в хранилище у отца Юрека, все еще грязную и со следами сырости на корешке и обложке. Я даже не помнила, как ее оттуда взяла.

И тут меня осенила неожиданная мысль о параллелях между моей беспорядочной жизнью и судьбой главного героя «Игры ангела» – начинающего писателя, который был неспособен контролировать свои действия или провести грань между реальным и воображаемым.

К счастью, это быстро прошло.

И вот там, на самом верху стеллажа, между словарем «Iter Sopena» и несколькими книгами из «Черной серии» RBA я заметила хорошо знакомый экземпляр. Достав книгу, я внимательно ее осмотрела. Рукопись называлась «Милосердный палач» и была одним из наименее известных произведений Борхеса, но в то же время – одним из самых ценных. Я полистала ее, не веря собственным глазам.

– Будь ты проклята, Марла.

Мне некому было адресовать эти слова. Несмотря на это, мне показалось, что я слышу нервный смешок, которым моя сестра одаривала каждого, кто осмеливался сказать ей, что мир прост и понятен и все в нем – то, чем кажется.

Нет, не письма на фирменном бланке с моим именем в заголовке и даже не украденный Борхес, оказавшийся на полке. Что окончательно убедило меня, что Марла была настоящей, так это звук ее смеха, сорвавшийся у меня с губ.

Габриэль Сабо

Грешные святоши

Вместо пролога

Май, 1953 год. Прессу Парижа чуть не разорвало на части от новой сенсации: на задворках квартала Дефанс совершенно случайно были накрыты одновременно игорный и публичный дома, которые по некоторым данным «крышевало» начальство одного из полицейских участков города. Эти увеселительные учреждения работали в подвалах старых цехов некогда известной типографии «Muguet de la Défense»1.

Но не это стало причиной столь бурной реакции общества и представителей СМИ. Произошло то, что до этого дня можно было увидеть только на сцене театра Монпарнас. 18 мая, ровно в три часа ночи, пожарная станция столицы получила анонимное сообщение о неконтролируемом возгорании на большой площади по адресу, где располагались вышеупомянутые заведения. Будучи ещё только на подъезде, пожарные издалека увидели ужасающий масштаб пламени и буквально на ходу начали разворачивать шланги.

Предрекая тяжёлую схватку с огнём, прибывшая на место бригада с огромным разочарованием заключила, что здание было больше охвачено дымом, нежели пылало в огне. Оказалось, что кто-то разжёг небольшой костёр под выходами вентиляции борделя и с помощью зеркал зрительно увеличил масштабы трагедии.

Однако, огнеборцам довелось лицезреть другое возгорание, которое невозможно потушить ни водой, ни пеной. Об этом происшествии быстрее пожарной станции узнали газетчики, а немногим позже и владельцы утопавшего в дыму имущества, которыми оказались высокопоставленные работники нашей полиции. Застигнутые врасплох, они отбивались от полуголых, испуганных девиц, но как бы не старались скрыть своё отношение к этой организации, были выданы своими же сотрудницами. Бросаясь на шею главарю, они громко вопили: «Папочка Алфи, мы горим!», что с огромным упоением было запечатлено журналистами местных газет, а после запрета на публикацию фотоснимков, все газеты и журналы только успевали наперегонки рисовать карикатуры о случившемся. Сама же фраза стала главной цитатой этого месяца.

Департамент полицейского управления, который до сих пор отказывается что-либо комментировать на публику, только подлил масло в огонь. Теперь по Парижу гуляет вполне достоверный слух, что «папочкой Алфи» может быть никто иной, как начальник полиции 46-го участка Альфред Бруссо, который вместо со своим заместителем Леоном Жозефом был незамедлительно вызван в ведомство для дачи разъяснений по факту произошедшего.

Интересно, что личность поджигателя борделя также вскоре была установлена. Им оказался добродетель из того же участка, занимавший до этого забавного случая пост комиссара полиции. Его фамилия не первый раз попадает в прессу. Таким образом, комиссар Г. Конте пытался привлечь внимание к коррупции в полицейской среде, но его инициативу ещё не смогли оценить вышестоящие