Современный зарубежный детектив-11. Книги 1-19 - Сол Херцог

Он неохотно вздыхает.

– Невиновен, пока не доказана вина, – говорит он, затем качает головой. – Я забочусь о тебе, Лила, ты же знаешь, что у меня добрые намерения. – Он колеблется, потом, не удержавшись, произносит: – Просто дай мне немного покопаться, хорошо? Надеюсь, я ошибаюсь. Надеюсь, у этого парня безупречный послужной список и его намерения настолько чисты, насколько ты в них веришь. И тогда ты получишь мою полную поддержку, обещаю.

…Итак, вот в чем дело. Я надеюсь, это не заставит тебя плохо подумать о Фреде, которого я так сильно люблю. Он ошибается на твой счет, не так ли, Джона? Признаюсь, я так отчаянно пыталась выбраться из своей ужасной ситуации и настолько без оглядки доверяла тебе, что теперь понимаю, что ни на секунду не сомневалась в твоей честности. Надеюсь, ты не думаешь, что сейчас я изменила мнение. Но все же мне хотелось бы получить от тебя заверения в том, что ты был полностью откровенен со мной с самого начала. Тогда я смогу смести это крошечное семя сомнения, которое было посеяно Фредом, и двигаться вперед с полной уверенностью, доверяя тебе, доверяя нам. Пожалуйста, скажи мне, что я могу?

На данный момент достаточно. Фред дремлет рядом со мной, и на горизонте я вижу мерцающие огни города. Начинает рассветать. Всякий раз, когда я возвращаюсь домой, думаю об этой строчке из «Гэтсби», которую, я уверена, ты любишь так же сильно, как и я: город, открывающийся с моста Квинсборо, – всегда предстает как в первый раз, в его изначальном безумном обещании всей тайны и красоты мира.

Сейчас может случиться все что угодно, вообще все что угодно…

Даже с Гэтсби могло случиться… даже с тобой.

Я думаю о тебе каждую минуту с тех пор, как ты написал о Мэгги. Надеюсь, разрыв был не слишком болезненным. Меня терзает чувство вины. Часть меня ненавидит саму себя за то, что я разлучила вас… но я продолжаю возвращаться к самому глубокому, истинному чувству и пониманию – мы созданы друг для друга.

Я потрачу завтрашний день на окончательные приготовления, предусмотрю все детали и отправлюсь в путь до наступления темноты, до того, как Курт вернется из поездки.

Встретимся завтра на закате в моем pied-à-terre. У меня припасен совершенно особенный сюрприз – своего рода инаугурация. И тогда, наконец – как однажды написал твой любимый автор, – мы будем смотреть друг на друга с бесконечной надеждой, переходя в новую сладкую теплую тьму.

Целую, Лила

9

Джона проснулся с улыбкой на лице, внутри все трепетало так, как обычно бывало в рождественское утро. Тогда, в детстве, он вскакивал с кровати в пижаме с красными паровозиками, бежал, размахивая руками, отворял дверь спальни в поисках Берди, все еще лежавшей в постели, с маской, угрюмо натянутой на глаза, в такой-то день. Или стоявшей у елки, возможно, незаметно подкладывая под нее подарок, приготовленный в последнюю минуту. Или, за неимением оного, сидевшей на кухне с дымящимся кофе, зажатым между ладонями, где тихо напевает радио, и ее лицо исполнено пафоса, когда она смотрит сквозь снежинки, мерцающие за окнами, куда-то вдаль, куда, казалось, Джона никогда не сможет добраться. И все же он подбегал к ней и обнимал за талию, зарываясь головой в мягкость, которую находил там, и говорил: «Счастливого Рождества, Берди!» И она, смахивая случайную слезинку, которая не ускользала от его внимания, начинала целовать его в макушку, шепча: «Счастливого Рождества, дорогой!»

Но это было давно. Он тряхнул головой, пытаясь отогнать поселившуюся в нем легкую грусть давних воспоминаний, позволяя целебным словам Фицджеральда умиротворить его беспокойный разум. Все страдания, которые он когда-либо испытывал, печаль и боль были из-за женщин.

Он моргнул, возвращаясь к реальности, перевел взгляд на листья, ласкающие его окно, на яркий клочок неба за ним. Этот день наконец настал. Сегодня, наконец, он полностью посвятит себя любви к Лиле Крейн.

Он широко раскинул руки и ноги на пустой кровати, почувствовал дрожь удовлетворения, максимально растянувшись, затем проследил взглядом за расплывающимися точками на потолке, пока они не замерли и не растворились. Оставался лишь один день, еще один обычный день выслушивания тайных горестей пациентов так, будто они самые интересные, самые уникальные в мире; и все это время его собственные сокровенные мысли будут плыть против течения, против потока их слов, прямо к Лиле.

Последняя неделя пролетела как в тумане, ничем не примечательная, если не считать свежей раны от ухода из его жизни Мэгги. После того, как Джона ночью вернулся домой из временного пристанища Лилы, он поспешил лечь в постель, молясь о том, чтобы сон пришел поскорее, но адреналин продолжал бушевать внутри, и мечты о Лиле, об их воображаемом совместном будущем ослепительно вспыхивали перед ним, как фейерверк под быстрый барабанный бой его сердца.

Лежа в постели в темной и прохладной комнате, освещаемой лишь лунным светом, он играл с каждой деталью их встречи точно так же, как рождественским утром в детстве с каждой из своих долгожданных игрушек… Великолепие ее бело-розовых ступней, чистое совершенство ее тела, рот, который был материальным символом поцелуя. Боже, поцелуй Лилы! – этот поцелуй прохладным ручейком струится из ее сердца. Все было именно так, как он надеялся, как он помнил – тихая свежесть ее голоса, линии ее прекрасного тела, просвечивающие сквозь одежду…

Он все еще бодрствовал, когда Мэгги около трех прокралась домой после ночной гулянки, слегка спотыкаясь на каблуках, чертыхаясь и хихикая про себя. Сквозь полуприкрытые ресницы он наблюдал, как она сняла туфли, затем, держа их на кончиках пальцев, засеменила по комнате, что-то ища в темноте. Он слышал через дверь ванной, как она принимает душ, золотистый свет пробивался сквозь щели по краям. Очень тихо, осторожно он повернулся спиной и закрыл глаза, когда Мэгги щелкнула выключателем в ванной и вслепую стала пробираться к кровати. Она придвинулась к нему под покрывалом и обняла его за талию, поцеловала в затылок, прижала к себе так, как он любил. Он почувствовал ее волосы на коже, а еще через несколько мгновений ее ровное дыхание, прохладным ветерком касающееся шеи. Он отчетливо представил милое безмятежное выражение ее лица, когда она обнимала его, уплывая в мечты. И он попытался запечатлеть этот момент, запечатлеть его в памяти как последний миг их близости, когда Мэгс все еще была счастлива, умиротворена и уверена, что