"Расследования Екатерины Петровской и Ко". Компиляция. Книги 31-50 - Татьяна Юрьевна Степанова

Гектор остановился.

– А поменяться если? – Он потянулся к ее надкушенному яблоку, отдавая свое целое.

– Гек… Гек…

– Что? Ваше слаще. – Он забрал у нее яблоко, вручив свое, и откусил там, где она касалась губами.

Они стояли посреди арбатского переулка у строительного забора, затянутого сеткой. Гектор снова откусил от ее яблока. У него при этом был такой вид! Но, к счастью, к ним уже спешил Полосатик – капитан Блистанов, вытирая пухлой рукой пот со лба.

– Все! Добился! И звонить не потребовалось, – гордо оповестил он, выхватывая из протянутой Катей коробки свой кофе с сиропом. – Я раньше думал – в Арбатском отделении полиции только блатные сидят, по знакомству, потому что золотое дно вроде как, центр. Я зашел, сразу в кабинет к заму по оперативной части – он меня, коллегу, выслушал: я ему так и так, братан, зашиваюсь один в Полосатове, убийство раскрываю, опыта оперативного ноль. Выручи! Нужен архивный материал. А он мне – это долго, я сделаю, только надо архив, Петровку запрашивать. Я тот случай прекрасно помню, такое не забудешь. Я тебе свидетеля сейчас дам, он все видел тогда. Сейчас старлей их подъедет, он ему при мне позвонил, он здесь, в переулках, на маршруте с патрульными.

Катя наградила его двумя грушами. Он хрумкал их с аппетитом, запивая сладким макиато.

Не успели они допить кофе, возле них затормозила патрульная машина, из нее вышел старший лейтенант в форме – ровесник капитана Блистанова. Они поздоровались.

– Я вам расскажу, что видел своими собственными глазами, – объявил старлей, выслушав их вопросы. – Дело было в ночь на прошлое второе января. Новый год на Арбате – сами знаете какой бардак. Мы все дежурили, я на одном кофеине держался. Это я к тому, что в тот момент я тоже был малость не в себе. Устал зверски. Ехал по переулкам в патрульной машине, время было около двух ночи. И вдруг мне буквально под колеса бросается какой-то парень полуголый – в джинсах и босой, а это ж январь, температура минусовая, снег выпал! Я решил: наш арбатский обдолбанный – за дозой выскочил. Достал я наручники, вышел, а он мне вдруг орет: «Помогите! Ради бога помогите!» И тащит меня за рукав в особняк – тот самый, в Плотниковом переулке. Как выяснилось потом, его собственный дом оказался. Фамилия его была Гришин, звать Данилой. Мы вошли, он истерит, мчится по коридору, я за ним. Врубиться никак не могу, что к чему. А потом…

Они бежали по коридору, где пахло ремонтом и краской, мимо пустых комнат. Впереди – крепкая дубовая старая дверь.

– Она закрылась от меня! Заперлась изнутри! – крикнул Даниил Гришин старлею. – Скорее! Помогите открыть! Я сам выбить пытался, но я не могу.

– Кто там закрылся от вас? – спросил старлей.

– Ира… моя девушка… моя невеста.

– Вы с ней поссорились?

– Нет! Пожалуйста, скорее, ломайте дверь! Давайте вместе! Ира!! – Даниил заорал громко, колотя в дверь кулаками, затем ударил плечом. – Ирка, открой мне!!

Он сам был как безумный. Все это в тот миг старлею крайне не понравилось, и он строго спросил:

– Вы пили? Алкоголь? Ты что-то сам принимал?

– Пожалуйста! Не спрашивайте, сломайте дверь! Иначе будет поздно! – кричал Даниил.

– Немедленно откройте! Полиция! – Старлей постучал в дверь.

Никакого ответа. Лишь всхлип… или сдавленный стон…

Старлей примерился и ударил в дверь плечом – крепкая! Он ударил ногой – обычно это помогало, но не сейчас.

– Скорее! Стреляйте в замок! У вас же пистолет! – орал Гришин.

– А если я в вашу знакомую попаду? – Старлей достал табельный и рукояткой шарахнул по замку, а затем снова ногой в дверной косяк. Послышался треск.

Вдвоем с парнем они с разбега ударили в дверь плечом и…

Она поддалась, распахнулась – они едва не упали, влетев в зал, где не было ничего, кроме горы стройматериалов, лестницы-стремянки, старинной хрустальной люстры под потолком да круглого дубового стола.

За столом боком к ним на стуле сидела худая черноволосая женщина лет за тридцать в шелковом черном платье-комбинации. Она сидела в луже крови, стекавшей со стола, капавшей на пол.

В левой руке ее была пила.

И этой столярной пилой она словно автомат водила туда-сюда… туда-сюда, отпиливая на своей правой кисти пальцы.

Окровавленные обрубки – указательный и средний – валялись на столе. На глазах потерявшего дар речи полицейского женщина пилила свой безымянный палец с помолвочным кольцом…

Старлей и жених бросились к ней.

Она обернулась. Старлею показалось, что перед ним слепая – таким темным, пустым, отрешенным был взгляд ее черных глаз, затуманенных дикой болью…

Они все молчали, потрясенные рассказом.

– Я сам у нее отнял пилу, – тихо продолжал старлей. – Парень ее, этот Гришин, он чуть в обморок не хлопнулся. От него было мало толку. Я с ней сам боролся, вырывая пилу, она не отдавала, хватка такая сильная, цепкая, а она ведь уже много крови потеряла. И она не кричала, понимаете? Какая боль адская… Но она не кричала сначала… Я снял свой ремень, стянул ей предплечье. Сдернул свою рубашку форменную и замотал ей кисть. Я схватил ее на руки и потащил в свою машину патрульную. Парень за мной волочился, я ему крикнул, чтобы куртки взял, обувь, мороз же… Рванули в Склифосовского. И в машине она словно от шока очнулась. Начала так орать от боли… В Склифе ее сразу забрали в хирургию. Я все пытался добиться от ее жениха – что случилось? А он мне – вы сами видели, вы свидетель. Она заперлась в зале и отпилила себе руку. Дежурный врач-хирург мне подтвердил – акт членовредительства. Они сами были в шоке – врачи, сделали ей экспресс-анализ на наркоту.

– И какой был результат? – спросил Гектор.

– Кокс… кокаин в ее крови обнаружили. И доза приличная. А пальцы ей ведь в Склифе так и не пришили. Неоперабельно было уже. Только мизинец удалось спасти. А до большого она сама с пилой не добралась.

Глава 20. Пила

Старлей и замначальника отдела по оперативной части снабдили капитана Блистанова адресами Ирины Лифарь, найдя их в собственной компьютерной базе происшествий. Замначальника пообещал запросить в архиве и прислать материал по суициду. Сам он ничего конкретного о тех событиях не помнил, старлей тоже. По компьютерной базе установили дату самоубийства сына Гришиной. Он покончил с собой спустя три месяца после трагедии с пилой.

Услышанное потрясло Катю, но она изо всех сил пыталась не показать Гектору свой страх и растерянность. Нельзя паниковать и распускаться, ты же сама попросила его о помощи, хотя