Я во всем виновата - Элизабет Кей

– Ну и хватит. – Она отряхнула руки.

Я оглянулась на два коттеджа, которые стояли совсем рядом. Один был ярко освещен, а в другом жутковато светилось только одно окно. Я взяла чемодан и двинулась к коттеджу, держа в другой руке куртку. Колесики чемодана разбрасывали камни в разные стороны.

– Мне все это не нравится, – догнала меня Эмбер. – Я не думала, что машина всю дорогу загородила. Представляешь, если бы кто-то проехал, зацепил бампер и вылетел с дороги?

На втором этаже другого коттеджа замигал свет. Мы инстинктивно остановились. К окну подошла тень. Когда человек дотронулся до подоконника, свет снова погас.

– Ты это видела? – спросила Эмбер.

– Думаешь, это та же женщина, которая жила здесь раньше?

– Наверное.

Марианна Абшир.

Трудно решить, с чего начать ее историю.

Можно начать с ее сорока, когда она пережила невероятную трагедию и выжила. Можно с пятидесяти, когда мы с ней познакомились. Я до сих пор помню ее синюю куртку, зеленые резиновые сапоги, темно-синюю юбку. Я помню, как она в панике бежала ко мне, размахивая руками и крича, щурясь от солнечного света. Я стояла на краю утеса, глядя на море и на лодочки на горизонте. Помню, меня рассмешило, что взрослый может так нервничать.

Увидев, что я смеюсь, она замедлила шаг. Потом остановилась, вздохнула. Медленно подошла ко мне, обхватила мое лицо холодными ладонями и прижалась лбом к моему лбу.

– Ты чудесная девочка. И у тебя впереди чудесная жизнь.

Я неловко улыбнулась, а затем отвернулась от нее и побежала к маме, которая искала на кустах раннюю ежевику.

Или я могла бы рассказать тебе о том, кем она стала: как она спасла нас, спасла меня. Я могла бы это сделать – и сделаю, – но сначала хочу отметить одну вещь, которая кажется мне невероятно несправедливой. Дело в том, что ты никогда не знаешь правду о человеке, пока не происходит что-то ужасное. Только тогда ты понимаешь, сможет ли он поддержать тебя, простить и по-прежнему смотреть тебе в глаза. Я неоднократно узнавала, что она верит в меня. Это было неожиданно.

Я просила тебя поверить мне только один раз, но этого не случилось.

* * *

Когда мы вернулись, Лидия сидела в кресле, укрыв ноги пледом.

– Кажется, там холодно, – сказала она, кивая в сторону бутылки на столе.

– Мы оставили машину в канаве, – сказала Эмбер, – не смогли вытолкать.

– Спасибо. Завтра кому-нибудь позвоню.

Кажется, мы еще час или два болтали о жизни, выпив, наверное, еще две бутылки. Я чувствовала, как алкоголь затуманивает мысли. Я прочистила горло, встала, отнесла корки от сыра в кухню и вылила остатки вина в раковину.

Вернувшись в гостиную, я увидела три чемодана у подножия лестницы. Там был мой черный чемодан – твой, любовь моя, купленный для командировок и поездок на выходные. Маленький новенький чемоданчик из коричневой кожи, с колесиками – Эмбер. И потрепанный фиолетовый чемодан, который мы вытащили из машины.

Я остановилась в дверях.

– Наверное, надо… – Я кивнула в сторону наших чемоданов. – Вы…

Эмбер посмотрела на меня и покачала головой. Лидия казалась растерянной.

– Какие комнаты вы выберете?

Я знала, что здесь по-прежнему три спальни и что они находятся примерно в тех же местах. Я несколько раз изучала план дома в Интернете. Я знала, что рядом с бывшей спальней дедушки и бабушки появилась новая ванная комната, а над нами, как и раньше, была комната с двумя двухъярусными кроватями.

– Мне все равно, – хрипло и тихо сказала Эмбер.

– А мне нет! – громко ответила Лидия. – Я возьму комнату над кухней.

Там спали наши матери, когда еще были живы дедушка и бабушка. Вторая спальня.

– Могу я… – начала Эмбер.

– Все в порядке, – отмахнулась я, – буду спать там.

Я представила себе кукольный домик, который когда-то стоял у камина, наклейки на спинках кроватей и карандашные отметки на двери, отмечавшие почти десятилетие роста. Я знала, что комната изменилась, что ее красили, штукатурили, ремонтировали, – и впервые я понадеялась, что реставрация была радикальной.

– Хорошо, – сказала Эмбер, – спасибо.

– Отнесу вещи наверх. – Я закрыла дверь в гостиную и поднялась по лестнице.

Комната была немного меньше, чем раньше, но камин и кровати остались на прежних местах, – хотя кровати были металлическими, а не деревянными. Я распахнула чемодан. Надо бы распаковать вещи, но комод из угла убрали, оставив только большой шкаф.

Я спустилась вниз.

Эмбер сидела на корточках рядом с креслом Лидии, заговорщицки наклонившись к ней.

– Расскажи мне, – говорила она, – давай это обсудим.

Они посмотрели на меня.

– Отнести ваши вещи?

– Не волнуйся, я попозже сама отнесу, – сказала Эмбер.

– А мой чемодан тут или в машине остался? – спросила Лидия.

– Мы его принесли.

– А вы его открывали?

– Нет, – ответила я, садясь на диван и накрывая ноги пледом. – Конечно нет.

Я чувствовала тепло от камина и ветерок, проникающий через оконные рамы.

– Ты думала, что будешь работать в эти выходные?

Эмбер поднялась и села во второе кресло. Лидия обмякла в своем.

– Что-то типа того, – ответила Эмбер. – У меня двое подчиненных, и ты не представляешь, насколько они ни на что не способны. Я предпочитаю не оставлять их одних в отделении, но я не отвечаю за расписание дежурств.

– А тебе нравится твоя работа? – спросила Лидия.

– Да. Я считаю, что делаю важное дело.

– А я просто заполняю формы и отвечаю на звонки.

– Это тоже важно, – возразила Эмбер.

Понимаешь, о чем я?

Она была такой нежной, такой терпеливой. Такой доброй. Она выслушивала все жалобы моей сестры, успокаивала ее, запаковывала все проблемы в красивую обертку с бантиком, так что они уже не казались ужасными.

– Ты все еще плаваешь? – спросила она меня.

Мы – все трое – были заядлыми пловчихами в детстве. Любили ходить в местный бассейн. Обожали море: скакали в волнах, которые то выталкивали нас на берег, то увлекали вглубь. Позже я плавала по шестьдесят четыре дистанции бассейна за раз – милю – пять или шесть раз в неделю. Когда мы только начали встречаться, я сократила количество тренировок до трех-четырех раз в неделю, потому что мы валялись в постели, пили кофе, читали, болтали, а потом, когда родился наш сын, я перестала плавать совсем.

Я покачала головой.

– Лидия? – спросила Эмбер.

– Иногда, но всегда по дорожке для медленных.

Эмбер рассмеялась.

– Правда? – удивилась я. – Ты снова плаваешь?

Лидия кивнула и улыбнулась.

– По дорожке для медленных, – тоже улыбнулась Эмбер, – неудивительно.

– А ты только по дорожке для