Искатель, 2002 №3 - Станислав Васильевич Родионов

открыла. Раечка ей только фотку бабкину показала. Климочка своим «четвертым глазом» ее пстрик! Все ясно, сказала, и в слезы, в слезы сама. Бедная ты моя Раечка! В проруби, говоришь, купается? А ты простужаешься после мытья тарелок в холодной воде? Тебе самой разве это ни о чем не говорит? По-моему, и без «четвертого глаза» в носу очевидно: черная Лозанна Кузьминична, вся черным-черна! Сажа, короче, а не человек!

Таким образом, из-за бабки Раечка лишилась не только личной жизни (а куда ей стало теперь мужиков приводить, в проходной зал?), чертова Лозанна Кузьминична еще и отняла у внучки здоровье, даже жизненный интерес! А ведь Раечка раньше жила богатой духовной жизнью. Например, часто ходила в филармонию на концерты классической музыки: она просто сомлевала вся, глядя на мужчин-скрипачей, как они смычками туда-сюда, туда-сюда! Будь то Моцарт или даже Сальери — скрипка ведь все равно прекрасна!

И дала подруга Раечке водичку наговоренную. Чтобы та, значит, подливала бабке в супчик. Раечка все точь-в-точь делала, уже веселей даже немного стала, надежду, можно сказать, обрела! Но что бы вы думали?

Однажды ночью Лозанна Кузьминична со своих «Нам года не беда» того самого дедка привела. «Виагрой», что ли, его напичкала, но квартира всю ночь ходуном ходила! Раечка глаз ни на минуту не сомкнула! Ну ты, экстрасенсша, и свинья! Это надо ж было так заклинания перепутать?

В общем, и дедок тот заселился в бывшую «детскую». С виду дед как дед, с «Новой Искрой» под мышкой, сталинист. Короче, культурный человек в годах. Но только днем! А как ночь… Целомудренная Раечка от стыда за них краснела так, что в темноте, наверное, светилась. Грохот, взвизги, стоны! А им что — глухие ведь оба, и не догадываются, верно! Вот в таком жутком была она положении, когда с Прищепкиным-то познакомилась.

В том бюро знакомств у Раечки, свой человечек был, Смактуновская по фамилии. Приручила ее Раечка то коробочкой конфет, то колбаской к празднику. Зарядила она Смактуновскую таким образом: если, мол, интересное что промелькнет — для меня придержи. Вот Смактуновская фотографию Георгия — ну, где тот с автоматопушкой, косящий под дауна — сразу-то и убрала в сторонку. Чтобы никто более не позарился. Смекнула Раечкина наперстни-ца: дурковат, такого охомутать — раз плюнуть.

Конечно, ни черта она Георгия не поняла, тот как бы пребывал весь в своей сыскарской профессии, и ни на что другое его просто не хватало, везде казался недотепою. Например, так же беззащитны, неумны во всех, кроме науки, областях жизни большие ученые.

Первая встреча состоялась у них наспех, буквально на бегу. «На безрыбье и мент рыба», — решила Раечка. «Да она просто царица!» — восхитился детектив и промямлил какой-то высокопарный комплимент. «Все они такие: сначала восхищаются, а добившись своего, дают телефон прачечной. Надо брать быка за рога!» — промелькнуло в голове Раечки и, чтобы показать также, какая она утонченная, тут же пригласила Прищепкина в оперный, на «Тристана и Изольду’».

Тристан оказался так себе, совершенно невзрачным, тщедушным мужичонкой, то есть наверняка с ослабленной потенцией, а Изольда — если судить по бюсту — ничего, пела сносно. Так как скрипачи вместе с оркестром находились в оркестровой яме и видно их с партера не было, то удовлетворения от живой музыки она не получила совсем. Тем не менее, держалась Раечка молодцом, хотя челюсти сводило — не зевнула ни разу.

Прищепкин же опростоволосился. Во-первых, пришел на оперу, будто в бильярдную: в джинсах и какой-то дурацкой мастерке. Представляете, что чувствовала рядом с ним Раечка в вечернем платье, со своим любимым кулоном, который так красиво возлежал на ее бюсте? Во-вторых, в антракте, вместо того чтобы повести ее в буфет, мент достал свой термос и сверток с бутербродами. Сказал, что в буфете, мол, все равно не наесться: порции издевательски маленькие. Вот дикарь, не знал, зачем даму водят в театральный буфет? Разумеется, не для еды вовсе, а чтобы та смогла продемонстрировать публике свой вечерний туалет. В-третьих, этот ужасный «Аз воздам»! Зловоние расползлось по залу, на них начал оглядываться весь партер и часть бельэтажа!

Тем не менее, Раечка ни на градус не отклонилась от намеченного курса и уже через неделю вселилась в бобыльское логово Прищепкина, которое еще через неделю превратила во вполне приличное гнездышко. «Аз воздам» Прищепкину было разрешено заваривать теперь только в туалете. Курить трубку — на лестничной площадке. Его любимое кресло, так как оно «нарушало создаваемый ансамбль», Раечка отвезла в комиссионку. Лампу, ту самую, которая давала золотой жесткий круг света, заменила на торшер.

Изменился и Прищепкин. Ходить по квартире в галифе и старых сереньких ментовских рубашках Раечка Георгию запретила. Купила ему спортивный костюм «Рибок» и барский халат с надписью «Хавай» (Гавайские острова?) на спине — на случай утренних визитов эстетки Климоч-ки. Кого «хавать», вышитого ниже дельфина? Не объяснила: так надо, Жорушка. Ввиду того, что Раечка забраковала его зубы и запланировала поставить металлокерамику, с лица детектива исчезла и всегдашняя добродушная улыбка. Он стал задумчив и тих. Целыми вечерами молча сидел под торшером и посматривал на телефон. Мечтал о таком расследовании, где сумеет погибнуть. Семейная жизнь оказалась ему явно не по плечу.

Но молчал аппарат, не напоминали о своем существовании и распуганные Раечкой друзья. Куда-то пропал даже Юрочка, с которым Георгий прежде сталкивался на лестнице по нескольку раз на день. Однажды по ящику в сводке новостей промелькнула будка Бисквита: в связи с его успешным участием в суповом марафоне, который проводился в Новой Зеландии. Жорины глаза увлажнились, он даже шмыгнул носом и проглотил слюну: Раечка готовить не умела.

И вот однажды после недосоленного и недоваренного, зато пережаренного постного ужина, злой Прищепкин выскочил во двор к машине выкурить трубку.

Кстати, забраковала Раечка и его «восьмерку», наказала продать: «Человек в твоем положении должен ездить на иномарке». А когда Георгий вполне резонно заметил, что вырученных денег хватит разве на какую-нибудь запчасть к приличной машине, ответила: «Вот и купи кузов, но от «Мерседеса». Чтобы только стоял во дворе на самом видном месте. Если спросят, почему не ездите, будешь отвечать: потерял права».

А пока, до продажи, чтобы как-то «облагородить» машину, она заставила Прищепкина «украсить» верх лобового стекла липкой лентой с трафаретом «Аутоэкспорт», а верх заднего — с «Гастрол».

— Нет, Раечка не Каменская и я не ее муж-подкаблучник! — сжимая кулаки, прошептал он с ненавистью, глядя на «Гастрол»: «Кто «Гастрол», где «Гастрол»?! Кобзон по Магаданской области?»

И тут Прищепкин