"Расследования Екатерины Петровской и Ко". Компиляция. Книги 31-50 - Татьяна Юрьевна Степанова

– Кто? – удивилась Катя.

– Зоологи, изучающие популяцию горного барана архара на Тянь-Шане. Они регулярно к нам наведываются.

– Вы не могли бы дать нам список ваших киргизских коллег? Не упоминали ли они бизнесмена Нурсултанова из Казахстана? Он вроде бы заядлый охотник.

– Охотникам на наши семинары путь закрыт. Сорное семя, – жестко отрезала Адель Викторовна. – Фамилия Нурсултанов мне неизвестна, я вам уже говорила. Список я вам дам, милочка. Он у меня в ноутбуке. А насчет Казахстана – оттуда к нам никто не являлся. Второй семинар, подготовленный Леной, касался птицеманов с горного Алтая. Орнитологи. А мы их птицеманами кличем. Активное участие в подготовке принимал и другой наш коллега.

– Всеволод Горбаткин? – быстро уточнила Катя.

– Он. Вы им больно интересуетесь, не в лоб, а вскользь, – Адель Викторовна уже оправилась от потрясения и зорко озирала их троих. – В чем подвох?

– Кроме птицеманов у вас и кофеманы в музейных чащах водятся, да? – Гектор убрал мобильный в карман и подошел к стеллажу с желтым черепом устрашающего вида. – Ууууу, зашибись! Красавец! Вылитый Alien. Perfect[80].

– Наш перфект, совершенство – загадочный тарпан. Редчайший экземпляр древней дикой лошади, добытый в конце позапрошлого столетия на Тянь-Шане. Они все вымерли. Я держу его здесь. Не могу никому доверить. Не расшатывайте ему зубы! Руки прочь! – Ученый секретарь стукнула костылем об пол.

Гектор, дотронувшийся до челюсти тарпана, отдернул руку.

– Борщов-Петровский! Не трогайте макака суматранского! – воскликнул он фальцетом Савиной из «Гаража». И продолжил своим обычным голосом: – В библиотеке находится музейная комната отдыха. Маленький оазис. Краснова частенько там за кофе время коротала?

– Мы все туда приходим передохнуть, – ответила Адель. – Кофеварку в складчину коллективом купили.

– В понедельник Краснова на кофе прерывалась? – вставил наконец и свои семь копеек полковник Гущин, брезгливо созерцавший желтое зубастое «совершенство».

– Конечно, день-то обычный, выходной для посетителей, но не для многих из нас – подвижников науки. Мне Шура Покровская, душечка, позвонила – я к ним поднялась. Посидели, поболтали коротенько. И разошлись по рабочим местам.

– А в субботу? – не унимался Гущин.

– Среди дня. Перерыв с кофе. – Ученая дама переводила взгляд с Гущина на Катю, на Гектора. – А в чем дело?

– И Горбаткин с вами кофе пил? – задала еще один вопрос Катя. – В понедельник? И в субботу?

– Да, да! Я вас спрашиваю – где подвох? – повысила голос Адель.

– Нигде, – светло улыбнулся ей Гектор. – Милый уютный оазис для ученых кофепитий. Комнатная флора на шкафах каталога, книжицы, научные труды и бюст музы Каллиопы.

– Покровительницы науки, ему двести лет, – Адель остро глянула на Гектора.

Картина всплыла перед ее внутренним взором. Елена Краснова стоит у стола. Размешивает в большой кружке растворимый кофе. Подносит к губам, отпивает. Слегка морщится… Рядом Всеволод Горбаткин – он возится с капсульной кофеваркой. Хранительница библиотеки Покровская поливает цветок на шкафу каталога. Рядом с ним – бюст Каллиопы и белая пластиковая бутылочка с мутной жидкостью. Покровская берет ее со шкафа и кладет в карман своей мохеровой кофты.

– А из вашего термоса вы Краснову в понедельник либо в субботу кофе угощали? – прервал воспоминания ученой дамы полковник Гущин.

– Ваше какое дело? – Адель Викторовна обернулась к нему. – Не пойму, куда клоните. Но явно не к добру. У меня свой в термосе не больно-то крепкий. Лене требовалось покруче. Она таблетки черным, словно деготь, эспрессо всегда запивала. Она от депрессии бежала бегом, спасалась. Ее внезапная маниакальная увлеченность архивом Велиантова – лишь отчаянный способ абстрагироваться от действительности, сводившей ее с ума, пугавшей ее. Мы все с пониманием относились – слабость человеческая… Соломинка хрупкая… Для Лены архив и оказался соломинкой. Занималась им, погружалась в детали, и у нее даже изменилось настроение к лучшему, а то ведь угасала от тоски. Вот отчего я категорически не верю в версию ее самоубийства. Если бы месяца три назад случилось это – тогда, возможно, да, но не в тот понедельник. И на похоронах подобная тема просто в воздухе витала. Я переговорила с Вероникой – ее старшей сестрой. Она тоже категорически отказывается верить в суицид Лены.

– Сдается нам троим – не было никакого суицида, – заметила Катя.

– Тогда несчастный случай? Ей стало плохо, и она упала? – Адель глянула на нее искоса, словно предлагая – распахнись передо мной до конца, «милочка».

Но Катя не собиралась ставить ее в известность о выводах токсиколога о яде – пестициде. Раз официальное расследование ничего не установило – зачем сейчас вносить смуту в музейное болото? А ведь, кажется, сорудники музея настороже. Невинные вопросы про кофе – и те ученого секретаря напрягают. Всего лишь старческое раздражение? Или под ним кроется нечто большее?

– Прекратите темнить со мной! – властно приказала Адель Викторовна. – В сорок пятый, последний раз спрашиваю – в чем подвох?

– В убийстве вдовы Осмоловской, – за жену ответил Гектор. – Повторяю, именно вы нас спешно к ней направили. А ваши коллеги об этом прознали.

– Музей не имеет никакого отношения к трагедии.

– Альма-матер, – кивнул Гектор.

– Музей вечен. Он принадлежит истории и времени. И он неподвластен человеческому суду, – отрезала Адель.

– Не спорю. Вам виднее, Адель Викторовна, вы же, по сути, дух музея во плоти. Духи бывают добрые и злые. Одни из Верхнего мира, другие из Нижнего, словно у вершины Хан-Тенгри.

– Где? – Адель сверлила его взглядом.

– На Тянь-Шане. Пик на фреске с архаром и барсом в вашем фойе. – Катя помогала мужу в споре с ученым секретарем. – Гора профессора Велиантова. Вы же читали его записки.

– Вопрос у меня животрепещущий зародился, – в тон Кате продолжил Гектор. – Когда альма-матер готовила юбилей Велиантова и вы созванивались с Осмоловской…

– С ней общался Горбаткин. Я с ней разговаривала всего однажды.

– …и вдова заломила возмутившую вас таксу в сто тысяч – за что?

Адель молчала.

– У вдовы ведь что-то сохранилось после первого мужа, родственника профессора, – заметил Гектор. – Она могла вообще об этой вещи забыть за долгие годы. И лишь когда музей вспомнил про Велиантова, решила поживиться – вдруг музей у нее купит для коллекции? Цену заломила максимальную, с ее точки зрения, и собиралась с вами поторговаться по телефону. Не с Горбаткиным, он финансовые вопросы не решает – она это быстро поняла, а с вами – ученым секретарем. При торге скинула бы цену. Но вы все быстро пресекли на корню. Отказались от торга. И тот предмет остался у нее. Не принес ей желанного дохода.

– Вы весьма проницательны, – похвалила Гектора Адель Викторовна скрипучим голосом. – Но