Все рассказы об отце Брауне - Гилберт Кийт Честертон

— Я не могу туда пойти и, наверное, должен объяснить почему. Вы бы все равно узнали, рано или поздно. Его убил я.

Мгновение все молчали, будто в дом ударила молния и здесь остались одни мертвецы. И когда в тишине прозвучал голос отца Брауна, он показался слабым, как мышиный писк:

— Вы убили его сознательно?

— Как можно ответить на такой вопрос?! — воскликнул Хоум, нервно кусая ноготь. — Наверное, на меня нашло помрачение. Да, он был груб и невыносим. Я находился на его земле, и, кажется, он меня ударил. Так или иначе, мы сцепились, и он упал с обрыва. Уже отойдя далеко от того места, я вдруг осознал, что совершил преступление и более не вправе зваться человеком. Печать Каина жгла мне чело и самый мозг: я понял, что и впрямь впервые убил. И я знал, что рано или поздно должен буду сознаться. — Он внезапно выпрямился на стуле. — Однако я не скажу и слова против кого-либо другого. Бесполезно спрашивать меня о сообщниках — я буду молчать.

— В свете других убийств, — заметил Нэрс, — трудно поверить, что ссора была настолько случайна. Безусловно, кто-то отправил вас сюда?

— Вы не вытянете из меня никаких имен, — гордо произнес Хоум. — Я убийца, но не доносчик.

Нэрс встал между ним и дверью, затем выкрикнул какое-то официальное указание людям на улице.

— Мы все равно туда пойдем, — тихо сказал он секретарю. — Однако этого человека надо взять под стражу.

Общество в целом чувствовало, что нелепо и даже недостойно после исповеди убийцы отправляться на поиски привидений. Однако Нэрс, хотя и относился к истории с призраком скептичнее всех, считал своим долгом заглянуть под каждый камень — в данном случае можно сказать, под каждый могильный камень, ибо скалистый обрыв стал единственным надгробием Гидеона Уайза, нашедшего смерть в волнах. Нэрс вышел из дома последним, запер за собой дверь и двинулся за остальными к морю. Поттер, секретарь, ушел вперед первым и теперь возвращался быстрым шагом. Круглое лицо, возникшее из темноты, белело, как луна.

— Клянусь Богом, сэр, — были его первые слова за весь вечер, — там правда что-то есть. И оно… оно в точности как он.

— Вы ополоумели, — буркнул детектив. — Все ополоумели.

— Думаете, я бы его не узнал? — с горечью вскричал секретарь. — Думаете, у меня не было причин помнить каждую его черту?

— Быть может, — резко произнес полицейский, — вы из тех, у кого были причины его ненавидеть, как говорит Холкет.

— Быть может, — ответил секретарь. — Так или иначе, я его знаю и говорю вам: он стоит там, совершенно белый, под этой дьявольской луной.

И он указал на расщелину в прибрежном обрыве, где и впрямь что-то угадывалось — не то пятно лунного света, не то морская пена. Они прошли еще ярдов сто. Загадочное пятно постепенно обретало более ясные очертания. Оно по-прежнему было неподвижно и теперь походило на серебряную статую.

Нэрс сейчас и сам немного побледнел. Он остановился, видимо, не зная, что делать. Поттер явно был напуган не меньше Хоума, и даже Бирн с его репортерской закалкой не решался идти дальше. И лишь человек, открыто признавший, что мог бы устрашиться призрака, топал вперед невозмутимо, будто к доске объявлений.

— Вы так спокойны, — сказал Бирн отцу Брауну, — хотя еще недавно я думал, что вы единственный из нас верите в привидений.

— Если на то пошло, — ответил священник, — я думал, вы в них не верите. Однако верить в духов и поверить в конкретного духа — совсем не одно и то же.

Пристыженный Бирн украдкой глянул туда, где в лунном свете белело наваждение.

— Я не верил в него, пока не увидел, — признался он.

— А я верил в него, пока не увидел, — отозвался отец Браун.

Журналист смотрел патеру в спину, пока тот шагал по пустоши к мысу, рассеченному надвое узким провалом. В мертвенном лунном свете трава казалась длинными серыми волосами, зачесанными набок ветром, и словно указывала туда, где из-под серо-зеленого дерна проступала меловая скала и где угадывалась бледная фигура или непонятная сияющая глыба. Она высилась над голой пустошью, по которой деловито ступал маленький священник. Арестованный Хоум с пронзительным криком вырвался от охранявших его полицейских, обогнал отца Брауна и упал на колени перед духом.

— Я сознался! — вскричал он. — Зачем вы пришли сказать, что я вас убил?

— Я пришел сказать, что вы меня не убили, — ответил призрак и протянул руку.

Коленопреклоненный вскочил с радостным воплем, и все поняли, что рука, которой он коснулся, была из плоти и крови. Самое удивительное спасение от смерти в новейших анналах, признали опытный детектив и не менее опытный репортер. Однако разгадка в конечном счете оказалась довольно простой. Куски обрыва постоянно срывались и падали в море; некоторые застревали в расщелине, так что получился невидимый сверху уступ. Старик, очень крепкий и жилистый, упал на этот карниз и провел ужасные двадцать четыре часа, пытаясь взобраться по склону, который постоянно сыпался под ногами, но в конечном счете образовал некое подобие лестницы. Когда Хоуму казалось, будто волна вздымалась и опадала, а потом замерла, он на самом деле видел человека. Итак, перед ними был Гидеон Уайз, седовласый, в белой от пыли простой одежде, и его простое суровое лицо отчасти порастеряло былую суровость. Наверное, миллионерам полезно провести сутки на каменном уступе в шаге от вечности. Так или иначе, старик тут же заявил, что не держит зла на преступника, и сообщил подробности, значительно смягчившие преступление. Он сказал, что Хоум вовсе не столкнул его в море, а, напротив, старался удержать, когда под ним обрушился край обрыва.

— На камне, ниспосланном мне Провидением, я поклялся Господу простить своих врагов, — торжественно объявил спасенный, — и Господь осудит меня, если я не прощу это маленькое происшествие.

Хоума увели под конвоем, однако детектив не скрывал, что арест едва ли продлится долго, а вердикт (если дело вообще дойдет до суда) будет самым мягким. В конце концов, не каждый убийца может вызвать убитого в качестве свидетеля!

— Странная история, — заметил Бирн, когда их спутники ушли по обрыву в сторону города.

— Да, — подтвердил отец Браун. — Дело не наше, но я был бы рад, если бы вы постояли со мной и все обсудили.

Наступила тишина, затем Бирн произнес:

— Полагаю, вы имели в виду Хоума, когда сказали, что кто-то недоговаривает.

— Говоря это, — ответил священник, — я имел в виду необычно молчаливого мистера Поттера, секретаря уже не покойного мистера Гидеона Уайза.

— Единственный раз, когда Поттер ко мне обратился, я счел его сумасшедшим, — сказал Бирн, — но преступником его вообразить бы не мог. Он выразился в том духе, что все это связано с подушкой.

— Да, я предполагал, что Поттер располагает какими-то сведениями, — задумчиво проговорил отец Браун. — Я не говорил, что он как-то связан с этой историей… Наверное, старый Уайз и впрямь достаточно силен, чтобы выбраться из провала.