Рассказы - Роберт Альберт Блох

она не казалась таковой. Это не было похоже на кражу драгоценного камня из глаза идола и последующего проклятия — ничего из этих популярных сюжетов. Мне нужна была грязная статуэтка на память, вот и все.

— Положив ее в свой тропический шлем, я просто понес его в руке. Но когда я взял статуэтку, то услышал трубу, и с тех пор слышу ее регулярно. Я видел, как они маршировали по моей комнате ночами. Они выходят из Ганеши и маршируют, и их красные глаза смотрят, и…

Он снова задрожал, и я налил ему еще.

— Пойдем посмотрим на твою статую, — предложил я.

Мне хотелось осмотреть его комнату и статуэтку, о которой шла речь. Индусы — великие гипнотизеры, и я видел некоторые их отвратительные трюки: статуи с полированными поверхностями, которые отражают свет, так что, когда на них смотрят, они вызывают состояние самогипноза. Митре мог стать жертвой подобной уловки, отсюда и мое предположение.

По дороге я расспросил друга и получил более подробные сведения. Митре украл статую Ганеши, индийского божества в виде слона, из маленького храма в Серингапатаме. Затем начались фантазии, Митре быстро пьянел. Ни один священник не выкрикивал истерических проклятий, ни один смуглый человек с ножами не преследовал его по пятам. Просто от вида храма его бросило в дрожь, а статуя казалась настолько зловещей и такой злобной, что он решил, будто кража навлекла на него проклятие.

Маленькие розовые слоны, бегающие вокруг, — я попытался понять происхождение этого образа. В храме было несколько живых, священных белых слонов. Они на самом деле розового цвета, а не белого. Я понял, что галлюцинации могли возникнуть именно на этой почве. И на основании того факта, что Ганеша является богом-покровителем слонов. Более того, Митре сказал, что после того, как это начались эти «видения», он изучил индуистскую мифологию. Очевидно, здесь были задействованы мощные силы воображения. О, у бедного Митре и вправду были галлюцинации. Я хотел сейчас же посмотреть его комнату.

И сделал это. Конечно, я ничего не увидел. Я осмотрел статую, она была тускло-черной. У нее не было ни отражающей поверхности, ни драгоценного камня. Фигурка была не более восьми дюймов в высоту, вырезанная из базальта, и, хотя была выполнена грубо, но эффектно. Я не осознавал, насколько эффектно, пока не понял, что смотрю на нее в течение нескольких минут. Потом статуя воздействовала на меня в полную силу.

Это был сидящий человек со слишком большим количеством рук. Фигура человека, но голова слона. Гротескно? Да, и к тому же страшно. У существа были глаза, которые словно смотрели из камня, и его хобот не казался застывшим — словно был наготове! Как бы просто это ни было, эффект производил не мертвый образ, а замершее существо, чьи руки и ноги могли двинуться в любую секунду. Наблюдая за статуей, я стал ждать, когда же она начнет двигаться.

Тогда я понял, что случилось с Митре. Он тоже наблюдал за статуей, со множеством бутылок возле себя и ждал этого движения, так дьявольски запечатленного в камне. И фантазии стали преследовать его; возник комплекс вины. Теперь слоны действительно двинулись в путь. Розовые слоны, по правде говоря.

— Но почему вы не избавились от статуи? — спросил я, наконец.

Это был вполне логичный вопрос.

— Я испугался, — просто ответил Митра.

Это был вполне логичный ответ. Чем больше я смотрел на эту штуку, тем более разумным становился ответ. Я бы тоже испугался — признаюсь честно. Я не бросил бы статуэтку в море, не разбил бы ее, не запер, если бы не мог полностью уничтожить зло, заключённое в ней. Митре пронес свой крест через полмира, и, увидев это, я все понял. Но должно быть что-то одно, логично это или нет.

Мы стояли в его спальне, глядя на этого ужасного маленького черного идола с человеческим телом, множеством рук настолько дьявольски изящной работы, что крошечные пальчики казались настоящими; стояли, глядя на ужасный слоновий хобот и острые бивни; смотрели на маленькие хитиновые наросты на ступнях из слоновой кости. Маленькие темные глазки, казалось, смотрели на нас в ответ, словно сардонически сверкая. В сумерках тускло поблескивающая статуэтка лишила меня присутствия духа, и я стал ждать, когда она сдвинется с места…

А потом из окна донесся звук. Он ворвался, как будто со двора, и я узнал его, почувствовав холодок в спине.

Это была музыка — жуткие звуки флейты, которая играла в коридоре прошлой ночью после того, как Митре прогнал незнакомца. Это была высокая, пронзительная, истерическая музыка, которая, казалось, исходила из неведомых, чуждых миров, принося весть о каком-то нечеловеческом безумии. Я узнал ее со страхом, который не мог ни назвать, ни скрыть. Митра тоже узнал ее. Он побледнел и дико уставился на меня.

— Музыка, — прошептал он. — Снова! Это танец Ганеши!

Эти слова разрушили чары. Во время того таинственного разговора прошлой ночью он сказал что-то о «танце». Так вот значит, это он имел ввиду?

Я схватил друга за дрожащие плечи и посмотрел прямо в глаза.

— Скажи мне правду, парень, — сказал я. — Выкладывай. Кто был тот незнакомец, и что именно он хочет от тебя?

Митре затрясся всем телом.

— Я скажу тебе, но заставь его прекратить играть, заставь его остановиться, пока не поздно!

Я распахнул окно и выглянул во двор. Как только я это сделал, музыка резко оборвалась! Мои глаза скользнули вниз за окно.

Мне показалось, что я вижу фигуру, быстро удаляющуюся в тени рядом со зданием, но я не был уверен. Мерцает ли умирающее солнце на серебряном тростнике?

Нет, там ничего не было! Ничего, кроме последнего навязчивого эха этой странно оборвавшейся музыки. Я снова повернулся к Митре. Он с облегчением вздохнул.

— Он исчез. И не сделал того, чем угрожал. Слава Богу!

Мое терпение лопнуло.

— Кто этот парень и что все это значит? Говори правду, Митре, если тебе действительно нужна моя помощь!

Митре отвернулся и быстро заговорил.

— Я не все тебе рассказал, док. Но тебе следует знать это сейчас. С тех пор за мной следили из храма. Поначалу я этого не заметил: мужчина был одет как европеец и выражался по-европейски. Он не носил театрального наряда в виде бороды и тюрбана, и не приходил ко мне с угрозами или проклятиями.

Однажды на судне он подошел ко мне и спросил, не нашел ли я на востоке каких-нибудь диковинок. Мы разговорились, и я повел его в каюту и показал ему несколько ваз, другие безделушки, которые