Современный зарубежный детектив-9. Компиляция. Книги 1-20 - Роберт Уилсон

чаще всего человек, ставший убийцей по убеждениям. Но история не стоит на месте, рано или поздно военный преступник может осознать, что, играя на политических идеях, чувстве патриотизма и чувстве страха, его из обычного человека превратили в беспощадное чудовище, уверенное в своей правоте. Тогда возможны и раскаяние, и стыд… Не могу представить ничего хуже.

Кальдерон закурил и с заминкой произнес:

— Нам, служителям закона, непозволительно предаваться фантазиям.

— Вернемся к делу, — сказал Фалькон. — В одном из холодильников Веги мы нашли паспорт. Аргентинский, на имя Эмилио Круса. Мы проверяем и его, и документы Рафаэля Веги. — Фалькон вздохнул и продолжил: — Васкес сказал, что родители Веги «лишились жизни», подразумевая, что их смерть не была естественной. Кем они были? Что с ними случилось? Это может быть интересным.

— Да, для уточнения биографии, — сказал Кальдерон.

— И еще кое-что, чего нет в отчете. В кабинете Веги я нашел папку под названием «Правосудие». В ней газетные статьи и материалы из Интернета по международным правовым организациям, в частности, Международному уголовному суду…

— Вот и твои военные преступники, Хавьер!

— …а также статьи о деятельности Бальтасара Гарсона и уголовном законодательстве Бельгии, — закончил Фалькон. — Очень специфический материал для человека, работающего в строительном бизнесе, даже если он интересовался текущими событиями. Сложи это со странной запиской, зажатой в его руке, и аргентинским паспортом — и, возможно, перед тобой возникнет некая таинственная фигура: человек, обладавший важной информацией, которая могла кое-кому повредить.

— И Крагмэны, и Ортега упоминали его антиамериканские настроения, — припомнил Кальдерон.

— Не думаю, что все настолько серьезно. Тот же Ортега говорил и о том, что Вега американцев любил.

— Как мне помнится, правительство Штатов не подписало Римский статут и выступает против деятельности Международного уголовного суда. И это после одиннадцатого сентября, когда весь мир бредит от страха перед терроризмом! А тут еще странная записка Веги…

— Я начал читать что-то на эту тему вчера в «Эль Пайс», но дочитать не успел.

— По официальной версии правительство Америки не хочет, чтобы кого-то из ее граждан судили нечестно, — сказал Кальдерон. — На деле же американцы хотят оставить за собой право решать, что честно, а что нет. И не забывай о том, что происходит на Ближнем Востоке: у американцев рыльце в пушку. Им вовсе ни к чему, чтобы кого-то из членов их правительства отдали под суд за военные преступления. Они самое мощное государство в мире, они насаждают свое влияние, где только могут. Другим странам не нравится их тактика запугивания: «Если вы нас не поддерживаете, останетесь без нашей военной помощи».

После одиннадцатого сентября в мире вообще все смешалось, сменились критерии. Как отличить идейного борца от преступника и кто сможет это сделать?.. Я, предположим, считаю некоего человека борцом за свободу, а ты считаешь его террористом. Но борец преследует законные военные цели, а террорист совершает кровавые бесчинства. Как нам с тобой договориться?

— Жаль, что я не дочитал статью… Но ведь в таком случае особенно важно было бы расследовать, почему Вега проявлял интерес к Международному уголовному суду и прочим судебным системам.

— Не знаю, чего он ждал от Международного суда. Он действует только с первого июля этого года и не может рассматривать преступления, совершенные раньше этой даты. Интерес к бельгийской судебной системе и Бальтасару Гарсону означают просто, что следует держаться подальше от Европы, если боишься, что тебя арестуют или отдадут под суд. Так что, Хавьер, не растекайся мыслью… — сказал Кальдерон. — Давай вернемся к деталям. В доме нашли соляную кислоту?

— Пока нет. У нас не было возможности обыскать весь дом и сад. Моя группа рассредоточена: пытаются найти Сергея и знакомятся с делами Веги.

— Ты знаешь, что я ищу: мотив, подозреваемого, надежного свидетеля, — сказал Кальдерон. — О чем я не хочу слышать, так это о вещах, которых там не было. Если вы не найдете соляную кислоту, это еще ничего не значит. Больше никаких разговоров о… призраках.

— Вот потому-то мы и стараемся не обсуждать свои подозрения в присутствии судебных следователей, — улыбнулся Фалькон.

— Я много болтаю, — сказал Кальдерон. — Знаю, ты сосредоточен на реалиях и фактах, но сейчас у нас есть только нюанс и намек — причастность русской мафии, одержимость Веги международными судами, педофильский кружок Карвахаля…

— Об этом мы еще не говорили.

— Имена в записной книжке. Некоторые вычеркнуты. Мяса нет, Хавьер. Даже скелетов нет, одни фантомы.

— Ну вот, опять.

— Ты знаешь, какое мясо мне нужно, и я не позволю вести полноценное расследование убийства, пока не получу его, — отрезал Кальдерон. — Мы встретимся в начале следующей недели, и, если ты опять не предоставишь мне доказательств, принимаемых в суде, придется искать дальше.

Кальдерон откинулся на спинку кресла, прикурил еще одну сигарету. «С чего это он так много курит? — недоумевал Хавьер. — И о чем так глубоко задумался?»

— Ты хотел встретиться со мной наедине, — сказал он вслух, пытаясь извлечь Кальдерона из его раковины.

— Во-первых, я не хотел, чтобы инспектор Рамирес выбил из меня согласие…

— Сейчас у него поубавилось пылу, — сказал Фалькон. — Его дочь в больнице на обследовании.

— Надеюсь, ничего серьезного, — машинально произнес Кальдерон. Новость прошла мимо, пока его разум искал выход из собственных затруднений. — Не знал, что вы с Инес до сих пор общаетесь.

— Мы не общаемся! — решительно возразил Фалькон и подробнейшим образом объяснил, как они оказались в «Эль Каиро».

— Инес как будто очень нервничала, — заметил Кальдерон.

— Бракосочетание — вообще очень нервический процесс. Смотри, что получилось, когда она в последний раз вышла замуж, — проворчал Фалькон и развел руками, предпочитая выглядеть комично. — По-моему, ее волнуют твои сомнения. Я…

— С чего она взяла, что у меня есть сомнения? — спросил Кальдерон, и Фалькону показались странными зазвучавшие в его голосе пронзительные нотки.

— Ей тоже кажется, что ты нервничаешь.

— И что ты ей на это сказал?

— Что для мужчины естественно нервничать в таких обстоятельствах, — ответил Фалькон. — А нервозность легко принять за колебания. Со мной тоже было что-то подобное.

— Ты… сомневался? — спросил Кальдерон.

— В ней я никогда не сомневался, — ответил Фалькон, по спине тек пот.

— Хавьер, я не о том спросил.

— Мои сомнения были не того рода, что сейчас… посещают тебя.

— Что ты знаешь о моих сомнениях?! Подумать, какой психолог нашелся!

Фалькону очень не понравился тон Кальдерона, но он был почти благодарен за скрытое предупреждение не совать нос в личную жизнь судебного следователя. Отлично, он и пытаться не станет! У него хватает и своих забот.

— Что-то я тебя не пойму, — бесстрастно бросил он в ответ на запальчивые слова