Цезарь: Крещение кровью - Владислав Викторович Морозов

как она. И ей было ужасно одиноко. А люди оказались жестокими. Они не были способны понять ее, хоть на миг взглянуть на ее царство ее глазами, увидеть отточенную красоту ледяных кристаллов. Да, эта красота неживая, но ведь от этого она не перестает быть красотой! Люди бездумно разрушили творение Снеж-ной королевы, своего рода шедевр, они посмеялись над ней, как варвары над римлянами, они сделали ее символом зла, чтобы никому не пришло в голову обвинить их в вандализме. А она виновна лишь в том, что отличалась от людей, в том, что ошиблась, поделившись своей святыней с недостойными.

Он вновь замолчал. Таня выключила свет на кухне — он не шевельнулся. Замирая и не дыша, она приблизилась к нему, обвила руками его торс, прижалась к спине. Он не сделал попытки повернуться к ней лицом, но и не отстранился. Несколько минут они стояли так, затем он коротко вздохнул и, похоже, только тут обратил внимание на Таню. Слегка удивленно он глянул на нее через плечо, предложил покурить.

Загорелся желтый электрический свет; Сашка казался угрюмым, а Таня после его «снежных» откровений окончательно перестала верить его предыдущим высказываниям. Он же мечтатель, романтик, думала она, он не может быть настолько расчетлив, как хочет казаться. Бросив взгляд на часы — девять вечера, — она подошла к нему вплотную, принялась перебирать его кудри и, как бы между прочим, недоверчиво заметила:

— Плохо верится в то, что ты способен даже целоваться без любви.

Он пожал плечами:

— По своему опыту могу сказать, что отсутствие любви между партнерами особой роли не играет. Женщина не замечает разницы, поскольку я достаточно техничен, а мне любовь с успехом заменяет тщеславие.

— То есть?

— Видишь ли, все до единой женщины, затаскивавшие меня в постель, недоступны для других — кроме мужей, разумеется. И мне льстит их внимание. Опять же про физиологию не стоит забывать.

Последняя его фраза добила и разозлила Таню.

— Ох, Матвеев, вот только не надо притворяться хуже, чем ты есть!

— Я сказал тебе правду.

— Да врешь ты все! Ты просто играешь на нервах, напрашиваешься на сострадание, не более! Правильно, где ждать любви, если ты спишь с замужними! Ты найди себе нормальную девчонку, и от твоей меланхолии следа не останется.

— Под нормальной девчонкой ты подразумеваешь себя?

— Хоть бы и так! Не думаю, что я хуже остальных твоих любовниц.

Он смотрел на нее с нескрываемым сожалением, затем горько усмехнулся и устало сказал:

— Мои условия ты знаешь. Но соглашаться не советую — ты потом, не сейчас, а через год или два, будешь раскаиваться.

Таня оперлась руками о стол, наклонилась над ним.

— Позволю себе не прислушаться к твоим советам. Но сначала я хотела бы знать — раз уж мы начали торговаться, — что я получу в обмен на соблюдение твоих условий. — Она говорила отрывисто, еле сдерживая раздражение.

— Все, что я делаю, я делаю на совесть, — флегматично отозвался он. — На данный момент могу обещать только это. Ну и, конечно, я нигде не буду хвастаться. О том, что я был у тебя, не узнает никто, если ты сама не проболтаешься. Кстати, мои условия распространяются и на меня — не только ты, но и я ничего не могу требовать. Мы оба не имеем никаких прав друг на друга. — Он поднял на нее

Глаза. — Тебя еще не отпугнуло мое рассудочное отношение к таким вещам?

— Представь себе — нет.

— Хорошо. Пусть будет так. — Он достал из заднего кармана джинсов квадратную упаковку из серебристой фольги. — Вот.

Когда она поняла, что держит в руках то самое «аптечное средство импортного производства», то залилась краской и хотела отказаться от своего решения, а еще лучше — влепить ему пощечину за его оскорбительную прагматичность. Но не сделала этого, подумав, что скоропалительное отступление будет выглядеть просто глупо. К тому же под лежачий камень вода не течет, а так хоть была надежда разубедить его, разбудить от ледяного сна.

Недовольно хмыкнув, она ушла в свою комнату. Положила упаковку на столик у маленького ночника, разобрала постель. Выпрямилась и замерла: бесшумно подобравшись сзади, он положил ладони на ее плечи, слегка сжал пальцы. На мгновение Таня ощутила прикосновение его волос к своей щеке, когда он наклонился, покрывая поцелуями ее шею. Он был удивительно нежен, это шло вразрез с его сухим отношением к любви, и Таня предпочла верить своим представлениям о нем, а не его словам.

Она приникла к нему, слабея от ласк; он целовал ее, закрыв глаза, его руки жгли кожу даже через одежду. Как-то незаметно он раздел ее, подтолкнул к постели...

Он все делал не так, как прежние ее возлюбленные, и эта новизна была великолепна. Он сводил ее с ума, она забыла обо всем, она жила только его жгучими ласками. Покусывая губы, она еле сдерживала рвущийся наружу крик, она была без сил и почти счастлива. Но... Четверть двенадцатого он поднялся, подобрал с пола свою одежду и ушел в ванную. Накинув халатик, Таня вышла из кометы проводить его.

Из ванной он вернулся такой же безразличный, как и несколько часов назад. Таня опешила, не поверив своим глазам, но факт оставался фактом — они оставались чужими друг другу людьми...

Сидя на подоконнике в неосвещенной кухне, Таня тихо плакала. Этот человек на самом деле не имел души, и он вовсе не преувеличивал, говоря, что он — один холодный

Разум. А она, наверное, уже никогда не забудет эти часы наедине с ним, она не разлюбила, даже узнав его. Она едва слышно всхлипывала, глядя за окно, в темноту. Где-то там шел совсем молодой человек, подставив черноволосую голову так любимому им падающему снегу...

Глава 2

РОЖДЕНИЕ ЦЕЗАРЯ.

«ОРЛЯТА УЧАТСЯ ЛЕТАТЬ»

24 мая 1988 года, 17.30

СССР, Москва, Беляево, ул. Миклухо-Маклая

За окном безумствовал май. Окончательно проснувшаяся природа напоминала людям, что настала самая пора для любви, для счастья, для цветения. А Сергей Иванович Маронко, в определенных кругах более известный как Ученый, был в бешенстве.

Стоя одной ногой в могиле, не в силах противостоять сталкивавшей его туда болезни, он напоследок решил сделать хотя бы одно доброе дело. Взял на работу двух парней с улицы. У обоих не было ни дома, ни семьи, оба в глаза своих отцов не видели... Маронко