Цезарь: Крещение кровью - Владислав Викторович Морозов

Музыка заканчивалась, а они так и не сказали друг другу ни единого слова. Да это просто невозможно — разговаривать с любимым человеком, то и дело перехватывая любопытные взгляды! Поэтому Таня подыскала идеальный, по ее мнению, выход. Не дожидаясь, пока замрут последние ноты, она предложила:

— Может быть, пойдем покурим? А то мне одной скучно.

Сказала — и испугалась: вдруг откажется, постесняется

Остаться с ней наедине? Но он кивнул и повел ее к выходу из зала.

Они ушли на дальнюю лестницу, забрались на широкий подоконник; не спрашивая, есть ли у нее сигареты, Саша протянул ей свой «Кент». Щелкнул зажигалкой, которой Таня немедленно заинтересовалась. Из желтого металла, с вычурным вензелем — красивая вещь.

— Золото?

— Да. — Он тут же пояснил: — Отец подарил, когда увидел мою фамилию в списках пос тупивших.

— Я смотрю, ты у нас богатенький буратино, — пошутила Таня.

— Скажем так: не богатый, но я недурно зарабатываю, — отпарировал он.

— Не тяжело тебе учиться и работать?

— Тяжело. Но, Таня, есть одно «но». Студент у всех людей ассоциируется с нищетой. Считается, что у него вечно нет денег, что он вечно голодный и оборванный, вечно попрошайничает — у родных, у друзей. Мне меньше всего хотелось бы культивировать образ бедного студента, находиться на иждивении отца, хотя у меня есть такая возмож-ность: мой отец — председатель кооператива. Я хочу быть независимым, но не хочу в то же время в чем-то себе отказывать. Поэтому несу двойную нагрузку. И после института стану хозяином своей судьбы, буду иметь хорошую работу и хорошие деньги. Так что я загодя привыкаю много работать, чтобы Много зарабатывать.

Разговор сворачивал совсем не в то русло, которое было нужно Тане. Не для того она ждала этого вечера, чтобы узнать его планы на будущее.

— Саш, почему ты такой серьезный?

— Я не серьезный, — поморщился он. — Просто не считаю нужным засиживаться в детстве, как большинство наших ребят. Они наивные дети, за которых все решили ро-дители. А я считаю себя взрослым человеком, я думаю сам, своей головой, и способен нести ответственность за все свои действия.

— Никогда не смеешься...

— Ты не видела. Наверное, в институте нет ничего смешного для меня, поэтому я и не смеюсь.

Он сидел на подоконнике. Таня стояла рядом, лицом к нему, но смотрела в темноту зимней ночи за окном.

— Ты странный человек. Будто из другого мира. — И неожиданно выпалила: — Знаешь, что все девчонки в группе сохнут по тебе?

— Знаю.

— Откуда?!

— Вижу, — и взглянул в упор на смутившуюся Татьяну. — Я все замечаю, хотя не могу сказать, что меня это волнует.

Она не выдержала пристального взгляда Матвеева, отвела глаза, щеки зарделись.

— Что ж ты теряешься? Мог бы выбрать любую.

— Да ну. Зачем мне гарем?

Помявшись, она решилась задать «страшный» вопрос:

— У тебя есть девушка?

Он молча кивнул. Они давно докурили, но ни Сашка, ни тем более Таня не проявляли желания вернуться в зал.

— А почему ты один на дискотеку пришел? — Под вежливым и якобы равнодушным тоном Таня старалась скрыть ревность.

— Я и сам не собирался приходить. Этот вечер я планировал провести с ней, но у нее возникли трудности, и я решил потанцевать.

Вот, оказывается, почему он опоздал... Его слова причиняли ей приличную боль, но Таня не могла остановиться, продолжала бередить рану:

— Интересно, как ее зовут?

— Зачем тебе это? Она не из института, и ты ее точно не знаешь.

— Не в этом дело. Любопытно, красивое ли у нее имя.

— Красивое. — Помедлив, добавил: — Евгения.

— Ты ее так и называешь — Евгения, а не Женя?

— Да. Мне гак больше нравится.

— И ты... ты сильно ее любишь?

— Наверное. Тань, мне не хотелось бы обсуждать эту тему с кем бы то ни было. Не обижайся, но это моя личная жизнь. Лучше пойдем танцевать.

Он легко спрыгнул с подоконника, сделал несколько шагов, оглянулся. Таня стояла в той же позе.

— Тань, пойдем.

Не поворачиваясь, срывающимся голосом она спросила:

— Если я попрошу тебя об одной вещи, ты ее сделаешь?

— Если смогу.

Резко повернувшись, одними губами — голос не повиновался ей — она проговорила:

— Можешь меня поцеловать?

Несколько долгих, томительных секунд он оставался недвижим. Кровь отхлынула от Таниного лица, сердце сначала замерло, затем отчаянно заколотилось. Усмехнувшись, он подошел к ней; поднявшись на цыпочки, она обняла его. Дыхание прервалось, когда он ласково коснулся ее приоткрытых губ... Ей хотелось, чтобы эти волнующие мгновения не кончались, чтобы где-то гремела оставленная ими

Дискотека, а они так и стояли вечно на пустынной лестнице... Но он выпрямился, снял свои ладони с ее талии, а Таня не могла более сдерживаться, не могла отпустить его.

— Как же так, Саша? Ты встречаешься с одной, а целуешь другую, — задыхаясь от волнения, спросила она.

— Ну и что? Я ни ей, ни тебе никаких обязательств не давал. Она не ревнивая, а что до тебя, то я просто выполнил твою просьбу.

— Ты со всеми такой?

— Какой?

— Бесчувственный.

И тут Таня впервые увидела, как он смеется. Он хохотал от души, заразительно, даже глаза заискрились. Отсмеявшись, он сказал:

- Вот, оказывается, как я выгляжу в женских глазах: холодный, равнодушный тип. Теперь я понял, чем вас привлекаю, это еще Пушкин сказал: «Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей». А ты, значит, решила растопить мое ледяное сердце?

Бедная Таня не знала, куда ей провалиться; на глазах выступили слезы. Она метнулась вниз по лестнице, добралась до раздевалки. Старенькая гардеробщица участливо посмотрела на ее вспыхнувшее краской стыда лицо, на блестящие от слез глаза, но ничего не сказала. Таня лихорадочно одевалась, стремясь побыстрее покинуть место, где ее так опозорил парень, в которого она была влюблена. Самое неприятное — они ведь учились в одной группе, и Таня не представляла себе, что станет делать, если он примется похваляться своим успехом.

Послышался гул шагов по каменному полу. Таня, стоявшая у зеркала в холле, оглянулась и помертвела — Матвеев. Не оборачиваясь в ее сторону, будто не видя ее, он по-лучил свою «аляску» и, одеваясь на ходу, вышел на улицу.

Тане ужасно захотелось догнать его, сказать,