Падение Стоуна - Йен Пирс

Я подумал, что пора положить конец мучениям Макинтайра, объяснить ему, что его будущее обеспечено, во всяком случае, насколько это зависит от меня. За последние несколько дней я уточнил свои расчеты, и то, что я планировал, вполне укладывалось в мои финансовые возможности, хотя я не сомневался, что на разных этапах мне придется прибегать к помощи друзей, таких, как мистер Кардано. Я был увлечен, более увлечен, чем когда-либо, и это желанно заслоняло Луизу. Чем больше я думал о торпедах, о банках и о заводах, тем меньше я думал о ней.

Мой взгляд на будущее прояснялся с каждой минутой. Тратить время, как я тратил его последние несколько лет, было вполне нормально. Тем не менее продажа и покупка акций и ценных бумаг — это операции второго порядка, далекие от подлинного источника богатства. И перспектива создания предприятия завораживала меня. Я не собирался, хочу я подчеркнуть, управлять им самолично. Я знал себя, и будничный надзор над заводом очень скоро мне приелся бы. Однако мысль разработать систему, при которой управляющие работают в изящно сбалансированной, эффективной организации, созданной мной одним, преисполняла меня приятным предвкушением, заставляла смотреть вперед, а не назад. Мой взгляд обратился к Англии, и свет Адриатики меня больше не ослеплял.

Теперь я торопился. Этот прекрасный, нелепый обломок старины — не то место, где делаются деньги, где делается вообще что-либо. Всего лишь развлечение, пауза, место, где время тратится зря, жизни губятся. Необходимо было поставить в известность Макинтайра, упаковать в ящики оборудование мастерской и обеспечить доставку всех и вся в Англию. Куда-нибудь на южный берег, думал я, поближе к воде, абсолютно необходимой для испытаний, не слишком далеко от важнейших военно-морских баз и достаточно близко к источникам квалифицированной рабочей силы. И туда, где земля относительно дешева, чтобы без хлопот приобрести достаточно большой участок.

А потому меня преисполняла уверенность. Но недолго. Когда я вновь подошел к мастерской Макинтайра, она была темной и пустой. Я окликал, барабанил в двери, напрягал слух. Но тщетно. Не нашел я его и в комнатушках, которые он и его дочь называли своим «домом» — ветхой обшарпанной хибаре в нескольких сотнях ярдов от мастерской. Там оказалась только девочка, совсем одна.

— Где твой отец?

Она мотнула головой.

— Ты не знаешь?

— Нет. Он ушел. Я не знаю куда.

— Ты долго была здесь одна?

— Весь день, — сказала она с вызовом, будто ничего нормальнее и быть не могло.

— Я должен найти его поскорее. У меня для него хорошие новости. Ты ему скажешь? Это важно. У меня для него очень хорошие новости.

Она поколебалась и посмотрела на меня с подозрением. В ее головенке под всклокоченными волосами шла какая-то борьба.

— Ты знаешь, где он, верно?

Она кивнула.

— Тут?

Она снова кивнула.

— Пожалуйста, впусти меня. Я тебя не выдам.

Она сильно нахмурилась, закусила губу и посторонилась. Маленькая гостиная и кухня были грязными, пропахшими давней стряпней и нестираной одеждой. Темная и замызганная колченогая мебель. Бедный ребенок, подумал я. Расти в такой обстановке! Она больше ничего не сказала, а только смотрела на меня серьезно и неодобрительно.

— Макинтайр! — позвал я. — Где вы? Это Стоун. Мне нужно поговорить с вами.

Из комнаты рядом донесся стук, точно что-то тяжелое упало на пол. И наконец появился Макинтайр. Он был пьян, мертвецки пьян. Лицо краснее обычного, одежда измята. Он споткнулся и прислонился к дверному косяку, чтобы удержаться на ногах.

— Празднуете свою удачу?

Он даже не сумел сдвинуть брови.

— Вы способны разговаривать?

— Конечно, могу, — сказал он, медленно подошел к столу и кое-как сел. — Чего вам надо?

— Я говорил с Бартоли. Я знаю про испытание. Вы потому в таком виде?

Он не ответил. И я рассказал ему просто и ясно, то и дело прерываясь проверить, что он понимает мои слова.

— Как видите, — закончил я, — все хорошо. Вы избавлены от когтей итальянских банкиров, торпеда в безопасности, и, по моей прикидке, примерно через девять месяцев мы сможем начать производство. Единственное, что нам осталось сделать, — это переправить все назад в Англию.

Я слишком углубился в подробности и где-то его потерял. Он уставился на меня, втянув голову в плечи, смахивая на ошалелого тупого вола. Я видел, как шевелятся его губы, — он пытался осознать, что я говорю. Не знаю, что он извлек из моей маленькой речи, но ни намека на благодарность я не заметил.

— Вы все это проделали у меня за спиной?

— Мой дорогой Макинтайр! — воскликнул я с удивлением и некоторой досадой. — Я бы сказал вам, нет, правда. Но у меня была встреча с синьором Амброзианом совсем по другому делу, и тема вашего механизма возникла случайно. Я упомянул, что очень бы хотел вложить в него кое-какие деньги, а он отказал мне наотрез. Об этом и речи быть не может, объявил он мне. И я не упоминал про это, потому что упоминать было нечего. И только сегодня днем я получил письмо, что он передумал. Но что я должен принять решение безотлагательно. И мне пришлось действовать сразу же, не то все было бы потеряно.

— Вы украли у меня мое изобретение.

— Я не крал его у вас, поскольку из-за вашей глупости оно вашим уже не было.

— Тогда позвольте мне выкупить его у вас. Если вы человек чести. Оно мое, вы это знаете. И пока я жив, оно будет моим.

— У вас нет денег.

— Найду.

Я покачал головой:

— Не найдете.

К счастью, мне не пришлось сделать то, что я сделал бы, сумей он раздобыть их.

— И чьим будет это предприятие? — спросил он угрюмо. — Что, если я захочу вступить в партнерство с кем-нибудь другим?

— Вы будете вольны сделать это, — сказал я ровным голосом, — если сможете найти достаточно денег, чтобы выкупить свой патент. Затем найдите партнера, согласного работать с вами. Но, по чести, вы можете представить себе, с кем вам было бы сотрудничать лучше? В денежных делах вы ничего не смыслите, и знаете это. Предоставьте их мне.