Кот и мышь - Кристианна Брэнд

Что-то шевелилось за оконным стеклом, делая неловкие движение и словно пытаясь выбраться наружу... Что-то негромко постукивало по стеклу...

— Разбейте окно! — крикнула Катинка, перекрывая звучный тенор Дея. — И скажите, что вам нужно!

Послышался звон бьющегося стекла. Песня не прерывалась.

В окне появилась дырка с неровными краями, сквозь которую высунулась маленькая белая ручка с длинными алыми ногтями, шаря в воздухе. Казалось, слепая змея пытается найти дорогу. Рука нащупала оштукатуренную стену и алый острый ноготь начал что-то писать на плоской поверхности:

«А»

— Продолжайте! — закричала Тинка. — Пишите дальше! Что вы от меня хотите?

«М»

— Да-да, вижу. Я здесь, чтобы помочь вам! Продолжайте!

«I»

«AMI...» Рука внезапно исчезла, и звон стекла, упавшего на гравий, громко прозвучал в наступившем молчании. Песня прервалась. Дей Джоунс стоял возле угла дома, и его глаза сверкали в темноте, как у кота. Он шагнул к Тинке.

— О, Дей, это вы... Я просто...

Слуга посмотрел на осколки стекла на гравии, на разбитое окно и снова на Катинку. Она с криком побежала вверх по тропинке прочь от дома.

В этом мире нет ничего страшнее, чем быть преследуемым, как раненое животное, — взбираться по крутому голому склону горы, пыхтя и постанывая от боли в лодыжке и зная, что впереди нет никаких убежищ — ни деревьев, ни валунов, ни других мест, где можно спрятаться и передохнуть. За ней, точно горный пони, мчался Дей Трабл, уверенно лавируя между кроличьими норками в траве, размахивая короткими руками, сверкая глазами и выпятив нос, как гончая, бегущая по следу. Под жесткой голубоватой щетиной на подбородке белело его горло, только что исторгавшее мелодичные звуки, но теперь он бежал абсолютно бесшумно. По дороге с другой стороны долины ползли автобусы, полные веселых людей, которые ехали развлекаться в Суонси, а здесь загнанное животное, плача и задыхаясь, приближалось к своему неизбежному концу. Дей Трабл настигал Тинку — она не могла соперничать с ним в беге вверх, поэтому повернулась, пробежала вдоль горы, обогнула дом и оставила его позади. Теперь сланцеватая глина скользила у нее под ногами, затрудняя бег... Ей казалось, будто она пытается бежать под водой, изнемогая под ее тяжестью, а акула все ближе и ближе, поворачивается к ней желто-белым брюхом и раззевает страшную пасть с острыми белыми зубами... Акулья пасть походила на кошачью, а сиамские кошки всегда сразу убивают свою добычу...

Впереди темнела пещера — вернее, тянущийся круто вверх туннель, образованный нагромождением валунов. Вбежав в благословенный сумрак, Тинка позволила себе недолгую передышку. Но глина, замедлявшая движение не только ее, но и преследователя, перед входом в туннель сменялась полосой травы, которую он должен был быстро преодолеть. Тинка заставила себя карабкаться вверх между скалами. На мгновение она увидела Дея, а потом внезапно очутилась в настоящей пещере, в полной темноте, уравнивающей ее с преследователем, который заслонял свет, стоя у входа.

«Должно быть, он услышит, как колотится мое сердце, — думала Катинка, — как дыхание вырывается из легких, как я закричу, потому что боль в лодыжке становится нестерпимой!» Но Дей тоже тяжело дышал, а вскоре совсем рядом послышался его голос:

— Можете выходить. Я загнал вас в ловушку.

Тинка прижалась к стене, стараясь задержать дыхание.

Дей двинулся вперед, и стало чуть светлее. Медленно, ощупывая рукой стену пещеры, он приближался к ней. Скоро он, как слепой, протянет руки, которые коснутся в темноте ее лица, а потом сомкнутся вокруг горла... Тинка опустилась на колени и поползла к центру пещеры. Она слышала, как Дей выругался сквозь зубы и несколько раз топнул ногой.

— Где бы вы ни были, осторожнее! — предупредил он. — Это была змея!

Нервы Тинки не выдержали. Она вскочила на ноги и побежала к выходу из пещеры. Дей с торжествующим смехом устремился за ней.

Туннель снова поднимался вверх. Карабкаясь на валуны, Катинка видела, что слева от каменного коридора находится крутой обрыв. Таррен-Гоч — Красная Пропасть. Казалось, какой-то великан оторвал кусок склона горы и бросил его наземь, как бросают на тарелку кусок пирога, рассыпая крошки. Из этих «крошек» и образовался туннель, который должен был оборваться у края пропасти...

С исцарапанными руками и колотящимся сердцем Тинка поднималась все выше и выше, а Дей следовал за ней, наполняя пещеры эхом своего голоса. Она знала, что, выбравшись из туннеля, не увидит перед собой ничего, кроме пропасти глубиной в двести футов...

Голова кружилась, ноги переставали подчиняться, горло и грудь разрывались от боли. Тинка почувствовала, как рука Дея ухватила ее за подол юбки, и с трудом вырвалась, но понимала, что в следующий момент он схватит ее снова. Впереди на расстоянии пяти-десяти футов маячил свет — выход из этого мерзкого скопища мрака и слизи, не важно к пропасти или нет.

Но внезапно свет погас. Выход из туннеля заслонила гигантская фигура, похожая на огромного черного ворона, преграждая ей путь.

Катинка не повернула назад — слабеющие ноги сами собой несли ее к вновь появившемуся впереди слепящему свету. Она бы рухнула с обрыва, если бы чьи-то руки в последнюю секунду не схватили ее и не повалили наземь.

Мистер Чаки, как всегда в безупречном коричневом костюме, взирал на нее с высоты своего роста.

Туннель выходил на маленькую каменную платформу, нависающую над пропастью, как деревянная люлька строителей, подвешенная на канатах. Поставив Тинку на ноги, мистер Чаки оттащил ее к относительно безопасному участку платформы. Как только он отпустил ее, она снова упала на высохшую рыжеватую траву, покрывавшую склон Брин-Кледд. Прибежал запыхавшийся Дей Джоунс и остановился рядом с Чаки, глядя на Катинку.

— Ну-ну, Дей, — добродушно заговорил мистер Чаки. — Чем это вы тут занимаетесь? Играете с мисс Джоунс в прятки на горе?

— С ней поиграешь! — Дей с безнадежным видом покачал головой.

— Хорошо, что я оказался здесь, — укоризненно произнес мистер Чаки. — Один шаг налево — и она бы рухнула с обрыва. Я шел из Нита со стороны дороги — решил, что, чем трястись в старом автобусе из Пентр-Трист, лучше пройтись пешком через гору.

Катинка не шевелилась — сухая трава казалась ей мягкой постелью, где она готова была пролежать хоть сотню лет, втягивая воздух в натруженные легкие. Ее руки были покрыты царапинами, колени болели, лодыжка горела огнем,