Вендиго - Эстель Фэй

Ознакомительный фрагментclass="p1">Жан усталой рукой смахивал брызги, обжигавшие его покрасневшие от ветра щеки. Океан бился о берег. Под коварными водорослями тут и там сновали зеленые крабы. Вердье изо всех сил пытался сосредоточиться на своих шагах, на проклятой башне, которая, как ему казалось, почти не приближалась. Однако, как ни старался, его сознание куда-то уплывало. Ему снились дикие просторы, холод и снег, о которых он читал в книгах. Снились волны по ту сторону океана, несущие ледовое крошево. Те края, где то ли дикие звери, которые намного страшнее здешних, то ли некие неведомые чары исказили облик Жюстиньена де Салера. Где, несомненно, колдуны изменили его душу.

Внезапный мушкетный выстрел разбрызгал ил в нескольких шагах перед офицером. Жан подпрыгнул и рефлекторно отступил назад. Позади него люди замерли. Раздался второй выстрел, еще ближе. Жан присел на корточки и жестом приказал отряду сделать так же. Чайки на вершине башни умолкли. Молодой лейтенант почувствовал капли пота под треуголкой и поднял взгляд на стены башни. Окна. В одной из бойниц блеснул металл. Мушкетный ствол.

За спиной какой-то солдат выругался, а другой спросил:

– Что происходит?

Жан задумался. Поднимался прилив, ветер усиливался, ледяная влага проникала в сапоги и под мундир. Из башни донесся голос, усиленный медным рожком, которым пользуются на флоте.

– Идите вперед, офицер. Один.

Жан выпрямился.

– Не ходите туда, лейтенант, – с тревогой произнес один из его бойцов.

– А если нет, то что? – крикнул в ответ Жан.

И в этот миг лейтенант почувствовал, как ему надоел, нестерпимо надоел этот мир, который он перестал понимать. Как ему осточертела эта вечная усталость и эта война, в которой он больше не видел смысла. Может, будет лучше пасть от пули стрелка из засады. Говорят, смерть похожа на сон. И ему больше никогда не будет холодно.

Жан Вердье поднялся, не вполне себя осознавая. Вынул пистолет и снял саблю, передав их своим бойцам. С раскрытыми ладонями встал у подножия башни. Никакого движения внутри не последовало. Торопливо поднимаясь по нескольким ступенькам, ведущим к входной двери, Жан все еще колебался. В здании царил такой дух запустения, что у лейтенанта даже промелькнуло сомнение, не обманули ли его. Донжон казался пустым. Не приснился ли ему, не был ли иллюзией голос и мушкетный выстрел? Дверь – настоящий дубовый монстр, посеревший от соли, толщиной в несколько дюймов с изъеденной ржавчиной железной основой – была приоткрыта. Через дверной проем лейтенанту виднелась лишь черная глубина. Он глубоко вздохнул и толкнул створку.

Первый этаж показался пустым и еще менее гостеприимным, нежели берег снаружи. Все окна были разбиты. Разъехавшиеся закрытые ставни местами пропускали бледный дневной свет, которого едва хватало, чтобы разглядеть очертания немногочисленных покосившихся предметов мебели, покрытых плесенью. В глубине помещения просматривалась узкая лестница, ведущая наверх. Жан сделал еще несколько шагов вперед. В ноздри ударил затхлый запах гниения и тлена. На верхних этажах что-то застучало о пол. Жан остановился, все его чувства обострились. Наверху лестницы возникла призрачная фигура, четко очерченная одним из редких лучей света. Высокий худощавый мужчина в фетровом плаще, без шляпы, с тростью в одной руке и мушкетом в другой. Молодого лейтенанта охватила невольная дрожь. Он лихорадочно потер лоб.

– Чего вы хотите от меня? – произнес он напряженным голосом. – Вы Жюстиньен де Салер?

Мужчина не ответил. Жан снял треуголку и снова потер лоб, повторяя свой нервный жест.

– Мы собираемся вас арестовать, вы знаете? – настаивал он. – Вы можете пристрелить меня, придут другие. Это вопрос времени.

Жану показалось, что он услышал фырканье сверху. Знак презрения? Он переступил с одной ноги на другую. Наконец мужчина заговорил с сухой насмешкой:

– Если бы я хотел вас застрелить, то уже давно бы это сделал.

– Чего же вы от меня хотите? – спросил лейтенант, мало успокоенный этим заявлением.

– Поговорить, – ответил человек в темноте.

– Поговорить? – недоуменно повторил лейтенант.

– Просто поговорить. А затем я последую за вами без лишних разговоров.

В его чуть хрипловатом голосе было нечто, напоминавшее прибой на рифах, как будто он слишком долго кричал на открытом ветру. Движением трости маркиз пригласил лейтенанта последовать за ним. Жан повиновался. Должно быть, свой инстинкт самосохранения он скинул, подобно громоздкому мешку, где-то между болотами и башней.

Ступеньки скрипели под ногами. Трость маркиза постукивала при ходьбе, словно отмеряя время. А помимо этих звуков, в здании царила могильная тишина, едва нарушаемая шумом прибоя. Когда молодой лейтенант попытался прибавить шаг, маркиз обернулся к нему, поднял мушкет, но лишь затем, чтобы побудить его замедлить ход. В эти минуты слабый свет скользил по рельефам его лица, всем впадинам и выступам, напоминавшим гранитные скалы, истерзанные морем. Нездоровое любопытство побуждало Жана пытаться увидеть больше.

Кем на самом деле был Жюстиньен де Салер? Распутник в юности, добрый самаритянин, вернувшийся из Новой Франции? Почему он закрылся здесь, в этих руинах, с единственным выходом к берегу? Имея друзей на побережье, Жюстиньен мог переправиться в Англию или исчезнуть на болотах. Почему решил дождаться «синих»? Чтобы устроить им ловушку? Но если да, то какую? Нет, в этом не было никакого смысла…

Проходя мимо бойницы, Жан кинул взгляд вниз, на скалы. На рифах бурлила пена. Жан вздрогнул и продолжил свой путь. Маркиз остановился на верхнем этаже, открыл дверь. Жан последовал за ним.

Вердье остановился на пороге, и тепло комнаты окутало его, как вторая кожа. Он окинул взглядом помещение, в которое только что вошел. Оно имело форму полумесяца и было обито выцветшим бархатом. Из-за ткани нельзя было разглядеть расположение окон. В крепкой чугунной печи потрескивали угли. В глубине комнаты высокий подсвечник тускло освещал большую картину, величественную и старомодную. На ней был изображен мужчина в придворном облачении, а вокруг него угадывались фигуры других людей, одетых более скромно. Чуть дальше стояло низкое кресло эпохи Регентства[6]. Слева от кресла находились две длинные белые восковые свечи, едва начатые. Они проливали мерцающий свет на заваленный письменный стол. Тот был полностью погребен под картами, исписанными бумагами, толстыми томами в кожаных переплетах, необработанными камнями, перьями и графитовыми карандашами, а также иными предметами, назначение которых было трудно определить. Пламя свечей отражалось янтарными отблесками на паре стекол темных очков.

Маркиз указал тростью на штору.

– Откройте, будьте так любезны.

Эта старомодная учтивость прозвучала как шутка. Жан на мгновение замер в нерешительности, но затем послушно отодвинул бархатную штору. Серый дневной свет выявил слои скопившейся за многие дни пыли по всей комнате и осветил лицо старого маркиза. Жан внезапно побледнел.