Мы — из уголовного розыска - Игорь Дмитриевич Скорин

— А где товарищ Козленков?

— Он с утра работает по этому делу. Будет вечером.

— У Афанасьева когда в больнице были?

— Неделю назад. Плохо у него. Давление держится высокое, и про дела врачи совсем разговаривать не позволяют. Почти год болеет, неделю-две поработает — и опять в больницу.

— Он о деле Лаврова знает?

— Нет. Я хотел с ним посоветоваться, но начальник городского отдела не разрешил. Да зря вы с Лавровым мудрите. Он врет, выпутывается, — Киселев помолчал и еще с большим убеждением закончил: — Врет. Мне это ясно.

— А мне — нет. Мне, к сожалению, ничего не ясно... пока, — Дорохов выделил последнее слово. — И придется начать все сначала, — он решительно повернулся к Киселеву. — Давайте-ка съездим на место происшествия. Это далеко?

— Квартала четыре.

— Тогда лучше пойдем пешком.

В камере было прохладно. Вернувшись с допроса, Лавров разделся, аккуратно сложил брюки, повесил ковбойку. Оставшись в одних трусах, подошел к полке, на которой лежала краюха черного хлеба, два белых батона, несколько яблок и пачек десять сигарет «Новость». Достал сигарету, улегся на нарах и задумался.

Лавров был один. Это в первый день его посадили в общую камеру, а потом какой-то начальник приказал перевести его. Хорошо, что он один: можно думать, сосредоточиться и никто не лезет с разговорами и расспросами... Вот уже который день его преследовала одна-единственная мысль: Олег никак не мог понять, не мог решить для себя, почему этот Славин хотел с ним расправиться. Олег знал Сергея-парикмахера: несколько раз у него стригся, иногда встречал на улицах, в Доме культуры. Но он, Олег, никогда с ним не ссорился, наверное, даже не сказал ему и десяти слов. За что же Сергей хотел его пырнуть ножом? Олег отчетливо помнил тот вечер. Сегодня пошли всего шестые сутки, а кажется, что прошел уже год. Он — убийца... Какой же он убийца? Ведь если бы он не стал обороняться, то лежал бы в земле, а на его месте сидел Сергей. Сидел бы? А может, его еще и не успели бы найти. Интересно, пошел бы Славин так же, как он, с повинной? Тогда зачем он выбрал этот безлюдный двор и арку, где не было ни души? Наверное, не хотел, чтобы были свидетели. Как же он узнал, что Олег пройдет именно там? Следил? Наверное, следил: ведь от подъезда, где живет Степан, на улицу можно выйти и по-другому. Сказать полковнику, что за ним следили? А стоит ли? Еще неизвестно, для чего он приехал и поверит ли Олегу. Когда Олега повели на допрос, он сначала подумал, что вызывает Киселев и снова будет уговаривать, чтобы Олег не врал про нож и сказал, что просто была драка и убил он Славина случайно, по неосторожности. Но как же он может случайно убить ни в чем не повинного человека? Ведь он применяет приемы самбо только в исключительных случаях. Тренер чуть ли не ежедневно твердил на занятиях, что знание самбо дает преимущество перед другими, что это преимущество ни в коем случае нельзя использовать без крайней необходимости, что нужно беречь спортивную честь...

Олег обжег пальцы догоревшей сигаретой, отбросил окурок, встал, прошелся, взял с полки яблоко. Хотел надкусить красный блестящий бок, но задумался. Яблоки принесла мама, бедная, вечно озабоченная мама... Она всегда волновалась то за здоровье Олега, то за отца, торопилась к своим больным, хлопотала по дому. Капитан Киселев разрешил свидание с родителями. Мать бросилась к нему, обняла и, видимо, едва сдерживалась, чтобы не расплакаться, а отец молчал. И показался совсем-совсем старым. Мама строго велела: «Ты, Олежек, говори правду, только правду», а отец сказал: «Я верю, сын, что ты защищался».

Конечно, если бы накануне не подвернулся Степка Крючков, наверное, ничего и не случилось бы. Надо же, нализался и свалился на центральной улице. Не мог же Олег его так оставить. Он вспомнил, как тащил Степана домой. Оказалось, у того была причина напиться: жена ушла и оставила Степана с годовалой дочкой. Откуда только берутся такие женщины? Ну, ушла к другому, бывает. Но бросить маленького ребенка?!. Когда друг чуть-чуть отрезвел и начал изливать свое горе, девочка проснулась, заплакала. Олег накормил ее, благо в холодильнике оказалось молоко. Потом Степан заснул, а девочка долго не могла успокоиться, и Олег никак не решался уйти, оставить ее с храпевшим на всю квартиру отцом. На следующий день он опять пришел к Степану. Нет, сначала зашел с ребятами в общежитие и кинотеатр, а часов в десять вечера, сказав Зине, что ему нужно побывать у одного знакомого, отправился к Степану. На этот раз Степан был трезв. Олечка спала, и они долго разговаривали. В основном говорил Степан. Жаловался, ругал жену. Сказал, что взял отпуск за свой счет, отвезет дочку к тетке в деревню и будет просить ее к осени переехать к нему. Олег оставил приятелю пятьдесят рублей: уходя, его жена забрала все деньги, до копейки. Посидел еще немного и заторопился: было уже половина двенадцатого. Что произошло потом, Олег помнил до мелочей. Когда он вышел из подъезда, накрапывал теплый дождь и на скамейках и в беседке никого не было. Олег пересек двор и, подходя к арке, услышал сзади быстрые шаги. Он оглянулся и в ярком свете люминесцентных ламп увидел приближавшегося мужчину. Он сразу узнал Сергея-парикмахера. Тот шел, шатаясь, видно, был пьян. Откуда он появился, Олег не заметил.

— Лавров, подожди! Есть дело! — издали крикнул Сергей.

Олег удивился, так как никаких дел с парикмахером не имел. Ему не хотелось разговаривать с пьяным, и он посоветовал:

— Пойди проспись, Сергей! Отложим все дела до завтра! — повернулся и вошел в арку. Он слышал, как Славин, выругавшись, бросился за ним и крикнул:

— У тебя не будет завтра. Я тебя кончу сегодня.

Олег не испугался, но его поразила наглость в общем-то всегда вежливого и тихого парикмахера. Он остановился и повернулся лицом к Сергею. Тот был в трех шагах. Олег увидел, как Славин выхватил из внутреннего кармана пиджака большой охотничий нож, замахнувшись, отвел руку в правую сторону и ринулся на него. Под аркой было очень светло, и Олег увидел в глазах парикмахера отчаянную решимость. Все остальное произошло почти мгновенно. Олег сблокировал вооруженную руку. Сергей взвыл, пытался вырваться, и Олег сделал бросок. Нож, звякнув, отскочил в