Искатель, 1998 №2 - Игорь Христофоров

— На… надо милицию вызвать, — наконец-то помягчело горло, разрешило Кравцову хоть что-то сказать.

— Это ж Вова с че… четырднадцатого, — вставила свое привычное «д» тетка-дворничиха.

— А не с тринадцатого? — вырос сбоку мужичок в мягкой шапчонке из кролика.

— Не-е, с четырднадцатого! Надо его накрыть. Заме-е-ерз-нет, — жалостливо пропела дворничиха.

— Трупы не мерзнут, — пояснил мужичок.

Глаза Кравцова отыскали окна певца. Одно из них — то, что принадлежало кухне, было распахнуто настежь и очень напоминало разорванный в крике рот человека. Примерно такой, с каким бежала к нему дворничиха. Из окна-рта посиневшим языком свисала штора и почему-то совсем не раскачивалась, хотя здесь, внизу, кожей лица ощущался небольшой ветерок.

В окне что-то мелькнуло. Черное, все в волосищах, как дикарь. Или горилла. И туг же исчезло. Сразу возникло ощущение, что никого Кравцов там и не увидел. «Образина. Холодно. Труп», — бессвязно подумал Кравцов и снова посмотрел на штору, свисавшую по кафельным плиткам стены. Она упрямо не двигалась, будто и впрямь ей понравилось сходство с языком убитого человека.

— Кравцов, что случилось?! — завизжал сверху знакомый голос.

Очень не хотелось поворачивать голову влево, словно поворот походил на признание слабости, на признание проигрыша в споре, но Кравцов все-таки поднял глаза к балкону своего этажа.

— Что случилось?! — повторно прокричала жена.

— Вову-певца убили! — ответила за него дворничиха, и Кравцов ощутил облегчение.

Он все-таки не проиграл. Теперь уже можно было не отвечать, а даже командовать.

— Вызови милицию! И «скорую»! — властно прокричал он. — Володька-певец разбился насмерть!

— Ух ты! — восхитился мужичок. — Эго ж я его вчерась по ящику видел. У клипе группы… как ее?.. Группы «Мышьяк»! Точно?

— Точно, — с неиспаряющейся властностью за всех, кто уже сбежался к машине, ответил Кравцов и вдруг заметил что-то странное на левой руке парня.

Он обошел, расталкивая зевак, капот, нагнулся к лобовому стеклу и теперь уже точно увидел на сгибе локтя красно-синие точки. Их было так много, что, кажется, еще штук пять-семь, и они сольются в одно буро-синее пятно.

ЗА ТРИ МЕСЯЦА ДО НАЧАЛА ШОУ

Только душевная боль бывает сильнее зубной. Но Павлу Седых недавно исполнилось двадцать пять, он еще никого никогда не хоронил, ничего и никого не терял и вообще даже не замечал, есть ли у него душа. А зубы имелись. Двадцать девять штук — почти полный комплект. Левый нижний шестой вполне мог их количество уменьшить.

— На, затянись, — протянул ему раскуренную сигарету Сотемский. — Говорят, снимает боль.

— Ты же знаешь, что я не курю! — «Не курю!» — Как ни громко не произносил их Павел — слова были раздавлены, смяты грохотом проехавшего самосвала, и Сотемский, посмотрев на серый от цемента борт удаляющейся машины, спросил:

— Чего я знаю?

— Ничего?

— Слушай, не мотай нервы! На кой ты тогда согласился на эту операцию?! Сидел бы дома!

— Ага, не согласись? Сразу скажут, сачок. Ты что, шефа не знаешь? Он — фанат. Попробуй хоть немного засветись, что и ты не фанат.

— Не преувеличивай. Шеф — не фанат. Он просто любит сложные узлы распутывать. Хобби у него такое.

Павел ничего не ответил. Он поднял воротник черной кожаной куртки, подвинул уже в сотый раз под мышкой кобуру, подвинул зло, нервно, наверняка зная, что она все равно сползет к груди, к синяку, набитому на тренировке по рукопашному бою, и отвернулся от Сотемского. Зуб ныл все противнее и противнее, словно кто внутри него дергал за струну и с каждым разом дергал все сильнее и сильнее.

«Хорошее имя у Сотемского для оперативника — Мефодий, — с издевкой подумал Павел. — Ему бы еще в пару Кирилла. Самый кайф был бы».

А невысокий, с черным, слишком пышным для его тридцати восьми лет чубом Мефодий Сотемский смотрел на выползающие вдали на шоссе машины и вообще ничего не думал. От холма, с которого серая лента дороги спускалась к ним, было не меньше километра. Машины возникали как бы из неоткуда, как бы из-под земли. У одних это получалось быстрее, у других медленнее. Но, видя их странное, почти волшебное всплытие из-под асфальта, Сотемский самих машин не замечал. Его не интересовали легковушки, «рафики», самосвалы, грузовики, джипы. Только трейлер, всплывший из-под земли, оживил бы его взгляд. А остальное вроде бы было частью асфальта. Или воздуха. Или дождя, который хотел сделать еще серее асфальт дороги и размять клочки снега, уцелевшие в кювете, и медленно сеялся с серого провинциального неба.

— Есть! — самого себя встряхнул Сотемский.

— Я вижу! — по-своему понял Павел. — Не слепой.

— Крикни гаишникам, чтоб приготовились.

А те и сами уже выбирались из вонючего тепла «Жигулей». Служба на трассе сделала их близнецами. Только вблизи можно было отличить одного гаишника от другого. А издали их скупые продубленные лица, придавленные серо-синими шапками, выглядели двумя точными копиями, только-только выползшими из цветного ксерокса.

— Се… седьмой уж… же, — с заиканием напомнил один гаишник-близнец другому, но Сотемский сделал вид, что не услышал.

Агентурные сведения, поступившие в отдел, были очень приблизительны: время прохождения груза — плюс-минус пять часов, марка грузовика вообще неизвестна, число сопровождавших товар людей — то ли один, то ли два. Если произошла ошибка еще и с участком трассы, то всю сегодняшнюю операцию можно смело назвать «Колхоз «Напрасный труд».

— С-суки! Кто эти зубы придумал! — простонал за спиной Сотемского Павел.

— Все. Пошли, — приказом потянул он его за собой. — Трейлер.

— Не трей… лер, а трехосный тя-а-а-гач в со-оставе автопоезда, — поправил гаишник-заика.

Сотемский опять сделал вид, что ничего не услышал. Неприятно ощущать себя профаном рядом с профессионалом.

Павел добавил ладонью тепла на щеку, за которой ныл зуб, и все-таки подчинился. Даже в кожаной штатской куртке он ощущал себя капитаном милиции. А Сотемский был подполковником.

Маленький черный жезл гаишника остановил огромный автопоезд МАЗ. Из красной высокой кабины выпрыгнул худенький водитель с заспанным лицом, со знанием дела протянул документы.

— Все в норме, командир! — тревожно стрельнул он маленькими серыми глазенками по рослым фигурам в черных кожаных куртках.

— Как…кой гру…уз ве…е-езете? — еле вытянул фразу гаишник-заика.

Его напарник-близнец упрямо молчал, и у него был такой вид, будто он вообще не знает слов.

— Аппаратуру, — уверенно ответил водитель. — Телики, видики, музоны. «Желтая» сборка. А что?

— Н…а трассе, ки… километрах в сор…рока отсюда…сю…сю…

Гаишника заело, и Сотемский, до этого внимательно изучавший лицо пассажира в кабине грузовика, закончил фразу за него:

— На трассе ограбили трейлер… автопоезд с продуктами питания. Необходим досмотр.

— A-а… это, как его, — помялся водитель.

— Вот документы, — развернул «корочку» Сотемский.

— A-а, ну тогда