Искатель, 2004 №6 - Андрей Левицкий

— Я… я не знаю. Я такого цвета. А кто ваш хозяин?

Старик шагнул к тележке.

— Не кричи, Черноян! У Чернояна очень громкий голос. Омнибос, он важный, да, Елена Прекрасная? Омнибос, он важнее всех остальных панов на планете.

— Это его имя — Омнибос?

— У панов нет имен, разве Черноян. не знает этого?! Паны не здороваются. — Голос старика изменился, стал вкрадчивым, словно заговорил какой-то другой, более разумный и спокойный человек, сидящий внутри его тела. — Наделенное разумом существо, здороваясь с другим разумным существом, дает понять ему, что идентифицировало его и приняло к сведению факт его присутствия в обозримом пространстве. Для панов приветствия бессмысленны. Их глаза, Ян. Они не видят. Не воспринимают пространство так, как воспринимаем его мы.

Незнакомец в теле старика произнес эту тарабарщину и замолчал, а Нецки вдруг ткнул острым концом зигзага в бок тележки. Та с шелестом вжалась в стену.

— Ей же больно! — Ян, оттолкнув старика, подскочил к тележке. Обтянутая древесной сеткой розовая плоть казалась мягкой и беззащитной. Мальчик осторожно положил ладонь на теплый бок. Ни глаз, ни ушей, ни ноздрей… все же тележки были не только живыми, но и разумными, хотя для людей выглядели еще более странно, чем паны. От прикосновения тележка задрожала, но быстро успокоилась и стала медленно покачиваться из стороны в сторону на хитиновых колесах.

— Тебя зовут Елена? — спросил Ян. — Тебе тоже больно, да? — Он потрогал оставшийся от бритвенного периметра разрез на боку. — У нас сейчас нет тележек, наши паны сами ходят. Вы здесь будете ночевать?

Теплый бок Елены напрягся, вспучился, затем опал, и тележка выпустила под себя струю розовой жижи. По сараю распространился резкий запах. Ян отпрянул, чтобы жижа не обожгла ногу.

— Здесь этого делать не надо, лучше на улице.

— Злая бригадир идет, — произнес за его спиной старик, и Ян обернулся.

— Багир?

— Багир-Злобагир. Да, та самая, что вчера привела Чернояна.

Войдя в сарай, Багир сразу же схватила Яна за кучерявые черные вихры на затылке.

— Пришел в себя, гаденыш? А ну, топай!

На пороге она замерла, втянув раздувшимися ноздрями воздух, спросила у Нецки:

— Тележкина жижа?

Но старика в сарае не было, и бригадир, за волосы вытащив Яна наружу, поволокла его к ночному насесту панов. Они прошли мимо барахтающихся в грязи свиней, которых разводили поселенцы, миновали барак огненной газации. В отличие от Нецки, ходившего так, словно все его суставы давно пришли в негодность и разболтались, Багир двигалась очень целеустремленно, маршировала, а не шла. Во всех ее движениях, в мимике и жестах было что-то горячечное, как будто в теле бригадира жило болезненное напряжение, и женщина постоянно сдерживала его, вкладывая натужные усилия в каждый свой жест.

За крайним бараком тянулось поле костей, куда выгребали то, что оставалось после газации, а дальше стоял ночной насест. Нецки уже был здесь — ходил вокруг Омнибоса с палкой наперевес и зигзагом счищал с хитина накопившийся за ночь зеленоватый налет.

Несколько панов, постоянно живших в Бра, еще не покинули насеста. Они застыли на сложной конструкции из покрытых слизью керамических трубок, вертикальные концы которых глубоко погрузились в их тела.

Паны «ночевали» — то есть впадали в неподвижность на время, которое могло длиться до двух суток. Никто никогда не видел, чтобы пан «ночевал» в одиночестве, их обязательно было минимум двое. Они всегда соединялись, просовывая трубчатые конечности в тела друг друга сквозь открывшиеся в хитине отверстия, но при этом не совершая никаких ритмичных движений, которые Ян иногда видел в бараках у «ночующих» на нарах взрослых.

В Бра было нескольких сотен поселенцев, десяток бригадиров и шестеро панов. Сейчас на насесте их собралось четверо. Сплетясь, они застыли в неподвижности, отчего казалось, что это не живые существа, а высеченная из шершавого коричневого дерева скульптура, возвышавшаяся над морем грязного тумана.

По глазным шарикам Омнибоса скользнули белесые спирали, Ян понял, что его рассматривают. Или, быть может, «идентифицируют его и принимают к сведению факт его присутствия в обозримом пространстве». Багир громко сглотнула и похлопала мальчика по плечу. Световая пленка пана озарилась всполохами, бригадир, помедлив, перевела:

— Ретрансляция сигналов. Ты… ты будешь его… рупором. Рупор… — повторила она задумчиво. — Ага. Ты — Рупор, теперь это твое имя. Его устраивает… гм, интенсивность генерируемых тобою звуковых волн. Ты будешь создавать… выдавать… выдавать оповещения, понял?

— Нет, — сказал Ян.

— Что тебе непонятно? — Багир схватила Яна за волосы и дернула. — У тебя звонкий голос. Если нужно что-то объявить, я или другой бригадир скажем тебе, а ты будешь вопить на все Бра. Тебе свезло, черномазый, просто свезло…

Тележка по имени Елена Прекрасная подкатила к Омнибосу. Нецки закончил утренний туалет, пан взобрался на тележку. Его пленка опять засветилась.

— Пусть мужчины выгребут то, что не сгорело, все оставшиеся кости из газового барака, — перевела Багир. — Пан хочет, чтобы костную пыль собрали в мешки.

Рупор встал посреди дороги и прокричал приказ. Омнибос, оседлавший Елену Прекрасную, находился рядом, и мальчик очень старался — его звонкий голос разнесся по всему Бра. Потом бригадиры прошли по баракам, согнали самых здоровых мужчин, раздали им сдутые пузыри чинке и отправили в газовый барак.

Вечерами висящая над землей мутная пелена густела, звуки вязли и умирали в ней, не успевая выйти изо рта. Ян старался, кричал во всю глотку:

— Пятеро сильных мужчин на поле костей! Надо набить еще десяток мешков! — И, послушные его крику, в грязном тумане темные фигуры брели к полю, куда из газового барака обычно выгребали останки сожженных, брели, чтобы набить костяной пылью, пеплом и золой пузыри чинке. С прибытием в Бра Омнибоса здесь началась бурная деятельность. На следующее утро приползла грузовая гусеница, и пузыри отправили неизвестно куда.

Вечером, когда уставший кричать Рупор вместе с Нецки ели похлебку в сарае, старик объяснил, что тележкину жижу можно пить после того, как она остынет. Ян содрогнулся от омерзения и сказал, что он этого делать ни за что не будет, а Нецки, потрясая посохом, прокричал в ответ:

— Пойло мутит разум и сжигает желудок!

То, что тележкина жижа «мутит разум», мальчик понял по глазам вошедшей Багир. В сарае было темно, лишь в углу светилась тусклая маслянистая поверхность подстывшей жижи, да ободья колес Елены Прекрасной еле заметно мерцали. Ян, доев похлебку, собирался лечь спать, когда ввалившаяся внутрь бригадир схватила его за волосы и принялась колотить лбом о пол.

— Почему я не могу убить тебя?! — шипела она. — Ты должен был попасть в газовый барак, так почему ты жив?

— Пот