Стамбульский ветер - Алеся Кузнецова

Догадка пронеслась у меня в голове и разлилась вместе с кровью по венам:

– После того, как Даша ушла… Ты ведь женился, да? Тебе подобрала жену бабушка?

– Да, через два года. Девушка из хорошей семьи, с которой у отца были общие дела.

Глава 14. Приоткрывая завесу семейных тайн

– Ты не стал искать Дашу, ты женился…

– Я был уничтожен ее уходом и очень зол. Я понимал, что она ушла, потому что побоялась стать тенью в доме, где даже ветер подчинен традиции. Но мы бы справились, а она не дала мне шанса. Я искал ее. Даже ездил в посольство России. Тогда я и понял, что пора учить русский. Связывался с университетом в Петербурге. Но она забрала документы из него.

– И тогда?..

– Я остался в Стамбуле у Кемаля еще на два года. Никто больше не узнавал меня, да и сам я тоже забыл, каким был раньше. Каждая улица напоминала о ней. Каждое дерево смеялось ее голосом, море смотрело ее глазами… я не знаю, как выжил. Только семья удерживала меня на плаву. Они буквально вытягивали из бездны. Отец прилетал три раза за полгода, а бабушка, которая выезжала из своего оазиса только несколько раз за всю жизнь, собрала вещи и на полгода переехала ко мне в Стамбул. Это было странно и трогательно. Я ведь ехал туда просто навестить друга, в город, который семья не одобряла. Это был мой маленький протест. Но потом все изменилось… Кстати, за это время Кемаль сумел очаровать бабушку. Он один из немногих, кто не пытался ей понравиться – и, возможно, именно поэтому она приняла его. А сейчас, спустя двадцать лет, у меня порой складывается ощущение, что она любит его даже больше, чем меня.

– Мне кажется, или я слышу, как ты смеешься?

– Да, и, кажется, Джойс подмигивает мне с портрета. Мол, видишь – все проходит. Даже то, что казалось вечным.

– Расскажи о своей жене. Она сейчас с тобой в Париже? – я осмелилась на этот вопрос, хоть и боялась услышать, что у них чудесный дом с садом и трое детей.

– Она была очень красива. Старалась быть для меня хорошей женой. Принимала мою молчаливость, ночные поездки, даже мое равнодушие, хотя я очень хотел ее полюбить. Говорили, что мы – красивая пара. Я старался быть мужем, вникать в дела отца, как он мечтал. Делать все «правильно». Только вот сам я… будто остался в другой стране. Или в другой жизни. Но в целом все стало налаживаться.

– У вас есть дети? – мое сердце сжалось в ожидании ответа.

– Нет. Через три года стало ясно, что Айлин не сможет иметь детей. Она страдала, но ничего не говорила. А бабушка… бабушка Саида стала нападать на нее, словно хищная птица. Ты не представляешь, как она умеет уничтожить человека лишь одним взглядом. А здесь были не только взгляды. Она обвиняла Айлин в бездействии, в слабости, в том, что не оправдала ожиданий рода. Я пытался защитить. Но сам уже не знал – от кого. От бабушки или от нее самой? Ее страдание было невыносимо и я стал засиживаться в офисе до ночи.

– И тогда нашел нити, ведущие к твоей маме? Ты ведь писал об этом в самом начале. Мы тогда отметили, как похожи наши отцы.

– Да, я нашел переводы денег во Францию и задал неудобные вопросы отцу. Это вызвало грандиозный скандал, но в моей голове прочно засело имя Сесиль. Теперь женщина, которую я видел с самого детства во сне, обрела имя. Я понял, что мою маму зовут Сесиль, она француженка и самое удивительное – все эти годы она была жива и жила в Париже.

– Вот и ответ, почему ты стал профессором литературы в Париже. Я права?

– Я же говорил, что это долгая история.

Мне хотелось узнать все то, что было частью ее жизни.и снова уточнила:

– И ты уехал во Францию?

– После смерти Айлин я не мог больше оставаться дома. Не только из-за горя – я вдруг понял, что вся моя жизнь принадлежала другим. Решения принимались за меня: где жить, с кем быть, что носить, что думать, что чувствовать… Я взбунтовался. Не громко. А просто собрал вещи, перевел документы, поступил в университет.

– Твоя жена умерла?

– Она нашла единственно доступную ей форму побега из удушающей реальности и заболела так внезапно, что словно растворилась буквально за год. Непростое было время. Я разрывался между ее отказом от поездок в больницу, молчаливой болью и поисками нитей к своему прошлому, ведь после того, как я впервые задал вопрос отцу, кто такая Сесиль Буве и почему он каждый месяц переводит ей деньги в Париж, мне стало известно уже многое.

– Он рассказал?

– Нет, но я нашел их письма. Они были наполнены нежностью. В них не было слов любви, но это было общение очень близких друг другу людей, у которых было общее прошлое. Первое письмо пришло в год моего рождения. Я восстановил действия. Тогда только умер мой дед и отец провел во Франции целых полгода сразу после того, как только вернулся домой с учебы. Но вместо того, чтобы возглавить семейный бизнес, как требовал долг, он уехал в Париж, а делами занялись братья деда. А потом он вернулся. Не знаю деталей, но он стал у руля семьи. А бабушка, потеряв мужа, который был единственной любовью всей ее жизни, сосредоточила всю себя на моем воспитании, ну и на женитьбе отца, конечно. В этом ей нет равных. Я восстанавливал прошлое по крупицам и обрывкам фраз в старых письмах. После возвращения отца из Парижа, наша компания каждый месяц делала переводы на имя Сесиль.

– Как ты выдержал смерть жены?

– Я просыпался и не знал, кто я. Шел по улице – и ловил себя на том, что вижу мир, будто сквозь чужие глаза. Все, что у меня было – дом, семья, статус, даже жена – оказалось кем-то другим написанным сценарием, в котором я лишь читал чужие реплики. Айлин умирала молча, почти незаметно, и с каждым ее шагом в сторону смерти я все больше понимал, что сам давно мертв. Мы говорили с ней по-настоящему и искренне всего один раз ночью за день до того, как она умерла. И тогда, наконец, честно признались друг другу, что