Смерть в изумрудных глазах - Анна и Сергей Литвиновы

Меру пресечения (хотя общественность требовала «в каменный мешок на всю жизнь») назначили мягкую — домашний арест.

И прописан он, по счастью, не в квартире, где жена глаза бы выцарапала, а в поселке Туманном.

Можаев ездил сюда, на озеро Кенетъявр, ловить налима. Само место дикое, тундра, березки чахлые. Но находится по пути в Териберку, так что популярность умиравшей некогда деревеньки на руку сыграла. Недавно в поселке построили гостевые дома, открыли неплохой ресторан. Доставка в нем работала исправно, так что фирменное блюдо — суп из петуха — можно было заказать на дом.

Воздух, тишина, никаких митингов с обличениями — как под окнами квартиры. А главное — возможность не сидеть в четырех стенах. К строению прилагался участок в пять соток, а это считается, разливался юрист, придомовой территорией. Так что свежим воздухом можно дышать в одиночестве и без ограничений по времени. И свой спортзальчик есть — хоть как-то голову от тяжелых мыслей разгрузить.

Общественность, правда, неистовствует, требует «душегубу» чуть ли не пожизненного. Но Вадим убеждал Евгения: имеются варианты убедить суд не приобщать главное доказательство — то самое видео — к делу. Тут и на статью 152 Гражданского кодекса можно ссылаться (сделано без его согласия), и на то, что снято скрытой камерой, или придраться к тому, что видеорегистратор использовали ворованный. Да и качество у записи не шедевр. Ну да, видно: наносит удары. А чем? Одно ясно: не ремень, не прут, не хлыст. Некий мягкий и достаточно объемный предмет. Может, полотенцем бил — то бишь боли не причинял, только пугал. Тем более и на теле серьезных повреждений не обнаружено.

— Так что перспективы имеются. Ты не суетись, главное, — убеждал своего подзащитного.

Евгений тоже считал: у нас не Европа и не Америка. Детей все воспитывают. И те, когда вырастают, только благодарят за науку.

А что Ольга такое сотворила — тут совокупность факторов и точно не его единственного вина.

Вадим с ним соглашался. Уверял: хотя по его статье срок может доходить до пятнадцати лет, но по факту никого пока на столько не сажали. Приводил в пример давнее уголовное дело на Ставрополье. Там учительница девятиклассника унижала. Била — в присутствии многих свидетелей. Когда парень не выдержал и с собой покончил, он записку оставил, обвинял в своей смерти училку. А приговор в итоге… один год.

— А тебя и обвинить толком не в чем, — горячился юрист. — Есть разъяснения, что такое жестокое обращение. Принуждение, например, к бессмысленной работе. Но ты ведь не камни дочку таскать заставлял, а в теннис отдал. С ее диабетом спорт обязательно нужен! И платил сколько денег — за тренировки, за турниры! По всему выходит, ты — хороший отец. А журналисты — они вечно найдут крайнего и поливают помоями. Но не боись, мы с тобой найдем, как возразить. Доказывать будем, что школа виновата. И дружок этот со своей сектой из интернета! Родителей следствию обвинить проще всего. Но ты про дело Воропаевых[4] почитай! На них сначала всех собак повесили, а потом оправдали. Показательный прецедент!

Евгений (про то, конечно, адвокату не говорил) свою вину на самом деле чувствовал. Да что там: считал, на Страшном суде ему за последнюю ночь Ольги отвечать точно придется. Но так ведь и сам страдал! Раскаивался. Понял, пусть запоздало: перегнул он палку.

Давно надо было понять и признать: не получится чемпионки из Оли. Он ведь ей на некоторых турнирах такие шансы давал, рисковал, считай, всем, — а дочка даже этим не смогла воспользоваться.

Если бы тренер ему сказал жестко: «Не мучь ты ее, бесполезно!» Но нет, все ведь денег хотят. И Виктор Олегович заливал: «До четырнадцати лет ничего пока не понятно. Может, научится еще: на турнирах волю в кулак».

Несправедливо на него одного всех собак вешать.

Когда ребенок погибает — родителям и так достаточно страданий. И отправлять в колонию за это — излишняя жестокость и перегиб. Тем более всем известно: если тебя детоубийцей объявили, на зоне нормально не проживешь.

Мало, что ли, он наказан?

Не просто мечты разбиты в прах.

Дочь — мертва.

Жена (хотя прежде всегда поддерживала), когда полицейские увозили, вслед крикнула: «Не посадят — сама тебя убью».

Не к чему больше стремиться, нечего больше желать.

И время года самое нелюбимое. День катастрофически уменьшается, совсем скоро Мурманск, а с ним и Туманное накроет полярная ночь.

* * *

Когда Вадим Семихвостов искал помощницу, претенденткам поначалу рассказывал честно: работа предстоит скучная, собирать-печатать бумажки по наследственным делам да гражданским искам. Потертые жизнью дамы соглашались, но он хотел нанять эффектную юницу (студентку, допустим, юридической заочки). Поэтому стал называть себя частным детективом — и не прогадал, хоть конкурс среди красоток устраивай. Выбрал в итоге не самую ослепительную, зато с немалым количеством достижений (спортсменка, в вузе своем отличница, куча всякого самообразования, включая курсы по психологии).

А чтобы Зося (так помощницу звали) не взвывала от тоски, всячески девушку развлекал. На оглашения завещаний с собой брал, поручал конфликты урегулировать, когда родственники между собой собачиться начинали. Справлялась девчонка неплохо. Если совсем скандал, не тушевалась, могла и болевой захват применить, ибо занималась единоборствами.

Но все равно видел: не по душе ей в основном сидячая и монотонная работа. Так что дело Евгения, требовавшее далеко не тривиального подхода, оказалось очень в тему.

По первости Зося пыталась упрямиться, заняла типичную позицию женщины и обывателя: мол, подобному злодею и помогать не хочу. Но Вадим популярно объяснил: в подобных делах редко бывает единственный виноватый. Крышу всегда срывает незадавшаяся жизнь в комплексе. Хотя — признал — отцовский гнев и мог стать последней каплей.

— Но если девочку в школе травили, да еще в клубе самоубийц она состояла, одного Евгения во всем обвинять, по меньшей мере, несправедливо.

Зойка (молодая, четкой жизненной позиции пока не наработала) вроде с ним согласилась. А когда узнала, что делать надо, совсем воспрянула. Наконец-то ей креатив поручили, а не в Регистрационной палате душиться в очередях и не выписки из домовой книги получать по доверенности.

* * *

Тим не особо вникал в то, что говорили врачи, но по жалостливым взглядам медсестер понимал: дела у него дрянь. Когда на обход приводили студентов и лечащий зачитывал список диагнозов, минут семь уходило (засекал ради интереса). По факту хорошее только одно: спинной мозг чудом не пострадал, его не парализовало. Но кости таза раздроблены, ноги переломаны. Поначалу