Кипарисовый крест - Елена Дорош

– Давно она у вас?

– Нет, что вы! Куракина презентовала ее накануне свадьбы, но я не успела надеть.

– Ваша хозяйка? Она дала муфту именно вам?

– Ну да. Почему вы спрашиваете? При чем тут…

– Ответьте, Зизи. Как выглядела муфта?

– Очень красивая. Белый мех. Такую только барыни носят. Вы хотите сказать, что Анет убили из-за муфты? Позарились на дорогую вещь? Но ее могли просто отнять, вырвать из рук, и все! Зачем убивать?

Сергей молчал. Он мог ответить, но не хотел вносить в душу Зизи еще больший страх.

Банный день

Кипарисовый крестик, бывший при ней, когда ее малюткой принесли в приют, считался самым первым защитником от всех бед. На обратной стороне были выцарапаны буквы – она считала, что инициалы матери: «А» и «М». Зизи не сомневалась: крестик матушкин и до сих пор хранит тепло ее рук.

Сжимая крестик в руке и истово молясь, Зизи не единожды, как она думала, отгоняла от себя зло.

Сжавшись под тонким одеялом в своей каморке, которую теперь не грело дыхание Полин, Зизи шептала слова молитвы. Казалось, что кто-то в незримой и недоступной человеку вышине слышит ее и жалеет. Может быть, мама?

За окном с вечера занялась вьюга. Рамы трещали под напором ветра. Того и гляди, лопнет дребезжащее стекло. Зизи ежилась, сжимаясь в клубок и грея руками ледяные ступни.

И вдруг посреди ночи все стихло. Повернув голову, она увидела падающий бесшумно снег и волшебное кружение снежинок. Коснувшись стекла, они таяли, оставляя тоненький росчерк, словно послание.

– Мамочка, – прошептала Зизи, склоняя голову на подушку.

Слезы сползали по щеке и тоже оставляли на ней след.

Как ответ на послание.

Однажды Эдит Карловна дала ей почитать недавно вышедшую книгу на французском. Имя поэта было незнакомым. Поль Верлен. Одно из стихотворений называлось «Бедный маленький пастушок». Речь шла о пастушке, боявшемся поцелуя. Зизи запомнила строку: «Днем и ночью влачу я страха тягостный груз». Почему именно эту? Наверное, потому, что часто испытывала страх. Чаще, чем нужно.

Ну да пенять не на кого.

И незачем.

Утром надобно сразу занять себя делом. А вечером в баню сходить.

Мыться в хозяйской ванне прислуге, понятное дело, не дозволялось. Иной раз Полин умудрялась залезть в ванну Куракиной, пока та пила в гостиной чай, торопливо окунуться, выскочить и мокрой спрятаться в их каморке, чтобы вытереться и переодеться в чистое. Но Зизи не делала так никогда. Неприятно было суетиться и обманывать. Не лучше ли пойти в субботу в баню и мыться сколь душе угодно.

Мужские бани располагались в подвале, а женские на первом рабочем этаже. Ровно так же мыльни, как часто их называли служащие, были устроены и в той части, где обитала императорская семья. Водопровод был общим, и получалось так, что вся дворня мылась вместе с царем. На этот счет ходило немало шуток, порой скабрезных, даже среди женщин, но Зизи в подобных упражнениях участия не принимала. Она тщательно и подолгу мылась, думая о своем и не вникая в досужие разговоры. В приюте девочкам выдавали по полкуска мыла на всю комнату. Зизи даже не всегда доставалось, приходилось довольствоваться горячей водой. Теперь же, покупая мыло для хозяйки, она всегда брала и себе. Дешевое, копеечное, но ей нравилось.

Иногда денег хватало еще и на душистую воду. Куракина любила добавлять ее в ковш с теплой водой, медленно выливая на себя в самом конце. Зизи переняла эту привычку и осталась довольна. Кожа потом долго пахла фиалкой или ландышем.

Сложнее было промыть волосы, уже довольно длинные и густые.

Тут всяк изгалялся по-своему.

Некоторые смешивали аммиак с кипящей водой, ждали, когда остынет, и взбивали в пену. В бане стоял такой дух, что хоть святых выноси! Иные по старинке мешали отруби и яичный белок или простоквашей голову мазали. Зизи ничего не подходило, пока одна женщина из горничных не посоветовала смешать мед с яичным желтком. На первый раз поделилась своим запасом, и потом они вместе порадовались тому, что получилось. Волосы стали мягкими и даже завились на концах. У Зизи при взгляде в зеркало аж сердце замерло. Увидит Сергей, и ему уж точно не будет противно! Кроме того, ей казалось, что в волосах остается запах меда, еле заметный, но приятный. И пусть она поняла окончательно, что красавицей ей не стать, нравиться все же хотелось. Не всем. Но одному – точно.

Нынче мытье не доставило ей прежнего удовольствия. Мысли были заняты Анет, на душе лежала тяжесть, а собственное тело казалось чужим и деревянным. Липкий страх, словно пропитавший не только внутренности, но и кожу, мешал обычному и раньше столь приятному действу. Торопливо вымывшись, Зизи смотала непросохшие волосы в пук, прикрыла платком и поспешила обратно, в спасительную тесноту своей каморки.

Зря она вообще затеяла мытье. В баню надо приходить с добрым сердцем, чтобы очистилось не только тело, но и душа.

Дворцовые коридоры не отапливались, из окон сквозило, но Зизи не чувствовала холода. Странная мысль упрямо лезла в голову и уходить не желала. Анет убили из-за нее. С чего она это взяла, непонятно, но отделаться от странной уверенности, будто имеет отношение к гибели подруги, Зизи не могла.

Длинный коридор закончился, и Зизи, находясь во власти темных дум, стала медленно подниматься по лестнице, ведущей в верхние, жилые этажи. Время было позднее, даже в бане оставалось немного народу, в основном те, что заканчивают работу после всех – посудомойки и поломойки, вечные сестры, обреченные убирать людскую грязь, никем не замеченные и неоцененные.

В коридорах и на лестнице Зизи не встретилось ни души. Она порадовалась, что не придется здороваться, улыбаться и отвечать на вопросы. Наверное, поинтересуйся кто-нибудь, все ли у нее хорошо, разрыдалась бы навзрыд и этим испугала спрашивающего. Манера прятаться от невзгод под столом перешла в привычку скрывать свои чувства. Наверное, те, с кем она успела познакомиться, думают, будто у нее все замечательно. Но даже если они вообще о ней не думают – скорее всего, так и есть, – рыдания на публике тем паче не вызовут сочувствия. Подумаешь, девичьи слезы! Здесь у каждого свое море горя.

Растравляя себя и утирая непрошеные слезы, Зизи прошла два пролета и, оказавшись на своем этаже, чуть помедлила у последнего окна. Если хозяйка дома, показываться перед ней с заплаканными глазами не стоит. Утешать Куракина все равно не станет. До служанки ли ей?

Она уже потянула на себя