Фильма пятая. Фильма шестая - Борис Акунин

Свет в окнах кабинета погас лишь в пятом часу пополуночи,когда Теофельс уже начал беспокоиться – вдруг у чертова невротика тотальнаябессонница. Тип желчный, язвенный, у таких вечно проблемы со сном. Ноулегся-таки.

– Еще двадцать минут ему на баиньки – и пошли, – показалмайор часы старшему диверсионной группы.

Кличка Кот. В прошлом городовой, уволен за связь с ворами.Масса полезных знакомств, отличные оперативные качества. Завербован еще вдвенадцатом году, провел несколько удачных акций. Морда круглая, усатая, глазанавыкате – как есть кот.

Агенты диверсионного отдела петроградской резидентуры всепоследние дни сопровождали Зепп постоянно: Кот и с ним, посменно, ещекто-нибудь. На крыше зловещих типов из контрразведки тоже изображали они.

Сейчас на дело Кот взял человека, который для такогозадания, по его словам, «как есть самый подходящий»: из взломщиков. Привлеченнедавно. Кличка почему-то Шур.

– Значит, один он? Прислуги нету? – еще раз уточнил Кот,натягивая черные суконные перчатки.

– Так мне доложили.

Всю информацию предоставил отдел персоналий. Там картотекапо всей столичной верхушке, полторы тысячи досье: сановники, промышленники,общественные деятели, депутаты. Кто где живет, с кем знается, какому богумолится. Впечатляющий массив, плод долгой и кропотливой работы. Полсотниинформантов который год только этим и занимаются – собирают, уточняют,дополняют.

– Пора, – сказал Кот. Такого подгонять не надо.

Он первым вышел из авто, вразвалочку двинулся к парадной.Шур за ним, и стало понятно, откуда кличка. Вроде идет человек, даже неособенно крадется, а звука никакого – лишь еле слышное шур-шур.

У запертой двери подъезда они задержались всего на четвертьминутки. Кот смотрел по сторонам, Шур слегка наклонился.

Вошли.

Фон Теофельс смотрел на циферблат – больше все равно занятьсебя было нечем.

Питерские дворники зимой начинают скрести тротуары в шесть.Времени оставалось в обрез.

Но агенты управились быстро. Свет в окнах снова загорелсявсего шестнадцать минут спустя.

Под ногами у профессионалов путаться было незачем, поэтомумайор и остался в машине. Но проверить всё необходимо.

Быстро дошел до подъезда, взбежал по лестнице.

Дверь. Прихожая. Коридор.

Спальню помог определить сочащийся свет.

Исполнители стояли посреди комнаты. Оба без пиджаков, вподтяжках. Смотрели на начальство выжидательно: всё ли ладно.

Зепп походил вокруг, задрав голову. Посмотрел.

Ладно было не всё.

– А язык? – покачал он головой.

Ох, русская расхлябанность! Ничего доверить нельзя.

Зайцевич свисал с бронзовой люстры, похожий в пижаме намарионетку Пьеро. Предсмертная записка (вот и специалист-графолог пригодился)лежала, где положено. Стул, правильно, валялся рядом опрокинутый. Но самуюглавную деталь агенты упустили.

Пришлось самому.

– Перчатку!

Он влез на стул. Бестрепетной рукой разжал мертвецу челюсти,вытянул распухший язык как можно дальше. Коли тебе напророчили «языкомподавишься», изволь соответствовать.

– Вот теперь всё.

Спрыгнул, стул снова перевернул. Склонив голову,полюбовался.

Малоприятное, конечно, дело – копаться в пасти у свежегопокойника, но такая уж у разведчика работа, сочетание тонкого и грубого.

Майор был сейчас очень доволен. Даже позволил себепохвастаться, по-немецки:

– Идеальный разведчик – это мясник с умом психолога и душойпоэта. Вроде меня.

– Что, извиняюсь?

Агенты иностранных языков не знали, поэтому Зепп перешел нарусский:

– Это называется: одним Зайцевичем два выстрела.

Опять не поняли, но им и ни к чему.

А сказано, между прочим, отлично. Жаль, некому оценить.

Ведь действительно: помог опальному чудотворцу укрепитьрепутацию, а заодно избавился от активнейшего агитатора «войны до победногоконца».