Фильма пятая. Фильма шестая - Борис Акунин

Случилось это в тот же день. Верней, на исходе суток, передполуночью. В это мертвое время, когда посетителей нет, шпики в подворотне недежурили. Один, правда дремал на ступеньках в парадной. Когда раздался звонок исонный швейцар, ворча, пошел спрашивая кто, филер встал и зевнул.

Швейцар вполголоса переговаривался с кем-то через щель.Потом снял фуражку, поклонился и распахнул створки.

В подъезд двинулась целая процессия: впереди двое богатырейв ливреях, потом две женские фигуры, сзади мужчина в котелке. Он сунул швейцарукрасненькую.

– Куда? К кому? – с подозрением спросил агент Охранного.

– Василий! – повелительно произнесла старшая из женщин, вгорностаевой ротонде (на молодой была распахнутая заячья шубка).

Котелок вышел вперед, дал казенному человеку две бумажки.

– Ничего не видел, ничего не слышал. Ясно?

Агент с сомнением ответил:

– Не положено…

Получил третью банкноту, но все еще колебался.

– Если с ним что, мне голову оторвут…

– Долго еще? – повысила голос дама.

Василий (очень солидный, внушающий доверие господин)пообещал:

– Господин Странник нас не интересует.

В руку агента легли еще две бумажки.

Тогда служивый вздохнул, снова сел на ступеньку.Притворился, что спит.

Процессия поднялась на третий этаж.

Позвонили: раз, другой, третий.

Толкнули дверь – по ночному времени заперта.

Наконец внутри что-то зашуршало. В щель, поверх цепочки,глядел испуганный старушечий глаз.

– Кого это среди ночи, Господи?

– Откройте! – приказала дама. – Немедленно откройте!Василий!

Котелок подал знак – двое ливрейных, очевидно, готовые ктакому повороту событий, действовали слаженно. Один взялся за край двери, чтобне захлопнули, другой щелкнул большими кусачками. Обрезанная цепочка жалобно звякнула.

Старушенция бежала прочь по коридору.

– Караул! Разбойники! Емельян Иваныч! Тимофе-ей!

Молодая в заячьей шубке тоже завопила:

– Тимоша! Где ты, родной? И Емельян Иваныч здесь! –возбужденно сказала она даме. – Говорила я вам, видела я его давеча!

– Вперед! – скомандовала предводительница. – Искать!

Лакеи быстро шли по коридору, открывая одну за одной вседвери.

За каждой их встречал крик, визг.

На агрессоров откуда-то коршуном налетела женщина,простоволосая, в накинутом на плечи платке.

– Не пущу! Сначала меня убейте! – зашипела она, закрыв собоюодну из дверей.

Тому, кто хотел ее оттащить, вцепилась ногтями в лицо. Нодверь все-таки открыли. На постели, под светящимся лампадами киотом, сиделбородатый мужик в нижнем белье, трясся.

– Где Емельян Иванович? – спросила его княгиня. – Куда выего спрятали, негодяй? Мне говорили, что вы его приворожили, но я не верила!

– Изыди, ведьма. Ты видение сонное, дурное. Растай! Тьфу натебя троекратно.

Бородатый размашисто крестил ее.

– Лидь Сергевна! – крикнула сзади Зина.

Верейская оглянулась.

Из кухни с револьвером в руке – верно, на шум – выскочилБазаров. И застыл. На заспанном лице читалось раздражение. Но Лидии Сергеевневозлюбленный – разутый, в нательной рубахе, с растрепанными светлыми волосами –показался бесконечно милым, потерянным, трогательным.

Княгиня бросилась к нему, обняла, заплакала.

– Боже мой, я нашла тебя!

Никогда раньше она не называла его на «ты», даже в минутыинтимности.

– Гадкий старик, он загипнотизировал тебя! Но я здесь! Я рассеючары!

Сзади появилась и тут же исчезла растрепанная башка«контуженного». Но Зине хватило и секунды.

– Тимофей Иваныч!

Оттолкнув барыню с ее кавалером, девушка кинулась кизбраннику своего сердца и тоже обхватила его руками.

Бедный Тимо только крякнул.

– Что вы, сударыня, в самом деле, – недовольно говорил Зепп.– Ворвались среди ночи… Мне здесь отлично. Я тут душой спасаюсь.

– Он меня не слышит! – драматически возопила Верейская. –Эмиль, это же я, твоя Лида! Я пришла тебя спасти! Как Герда своего Кая! Мерзкийколдун заморозил твое сердце!

– Какая еще Герда? – разозлился майор. (В семье Теофельсовдетям не читали сказок Андерсена.) – С ума вы, что ли, сошли?

Не следовало так грубо. Лидия Сергеевна закрыла лицо рукамии разрыдалась.

– И все равно… Я не уйду отсюда… Ты не в себе… Я увезу тебя.Потом, когда опомнишься, будешь мне благодарен.

Еще не хватало! Он представил сцену в духе похищениясабинянок: дюжие лакеи, закутав его в шубу, волокут во двор.

Скрипнув зубами, сменил тон.

– Милая, я все тот же, – шепнул он ей на ухо. – Иди. Со мнойвсе в порядке. Так надо. Мы поговорим завтра. Я все тебе объясню.

– Честное слово?

Она смотрела на него мокрыми глазами.

– Клянусь нашей любовью.

И княгиня сразу успокоилась.

Грозно – будто и не плакала, не говорила жалких слов – онаоборотилась к двери, из которой выглядывал моргающий Странник.

– Учтите, старый негодяй. Если завтра Емельян Иванович небудет у меня, я приду снова. И тогда вам не поздоровится! – Она повысила голос.– Зина! Мы уходим! Здравствуй, Тимофей. Тебя я тоже выручу! В Германии ты итвой господин спасли нас, а мы…

– Теперь я вижу, что вы действительно меня любите! –затараторил Зепп по-французски, пока дура не наболтала лишнего. «Странныйчеловек» неглуп. Если узнает, что «контуженный» – денщик «прапорщика Базарова»,будет катастрофа. – Пойми, мне нужно разобраться в своих чувствах. Любовьнебесная, любовь земная – все перепуталось в моей бедной голове. Мы поговоримзавтра.

– Хорошо… До завтра, милый…

Нежный поцелуй, еще пара всхлипов, и ночной штурм, хоть небез потерь, был отбит. Ее светлость со свитой удалились.

В квартире с их уходом переполох не закончился. Приживалкигалдели, спорили. Они так и не поняли, что это была за барыня. Версии возникалиодна диковинней другой. Поминалась нечистая сила, происки Врага человеческого.