Первый в списке на похищение - Валерий Поволяев

– Не хотелось лишней крови, Деверь, ты же знаешь. А то, что он засек нас, это имело значение первые десять минут. Сейчас уже той машины нет, ребята в гараже над ней уже работают. Не только другого цвета будет «жигуль», но и с номером даже не московским, а рязанским или тульским, – Клоп довольно рассмеялся.

– А если понадобится за подмогой, как мы говорили, съездить, то на чем поедешь?

– Это уже мои проблемы, – Клоп оттянул рукав куртки, посмотрел на циферблат часов. – Через пять минут ребята доставят в гараж другую машину.

– А документы?

– Нелепый вопрос. И документы будут новые, и права, и техпаспорт. Все на мое имя, с моей фотокарточкой.

У Клопа была своя «служебная линия», в которую Деверь не вмешивался, свои контакты и свои рабочие связи, хотя в остальном Клоп ему во всем подчинялся. Как руководителю боевой группы.

– Хар-рашо! – не удержался Деверь от одобрительного восклицания.

– Я, пожалуй, тоже выпью, – сказал Клоп и вопросительно поднял брови. – Хряка-то ведь надо помянуть. А?

– А если гаишник на дороге, проверка?

– Для этого существуют антигаишные таблетки. Две таблетки – и никакой инспектор не придерется, каким бы аппаратом по обнаружению алкоголя он ни был вооружен.

– Тогда давай, – согласно наклонил голову Деверь, – выпей свои боевые сто пятьдесят. Но если придерется инспектор ГАИ – сам его и пристрелишь, я помогать не буду. Отвечать за все будешь сам. И перед этими… Деверь не договорил, потыкал пальцем в потолок. – В общем, ты все понял. – Все, – подтвердил Клоп.

– Кушать подано, садитесь жрать, пожалуйста, – объявил Медуза. Коронную фразу героя одного популярного фильма он уважал.

Деверь первым поднялся, подсел вместе со стулом к «скатерти-самобранке». Спросил:

– А арбузенка чем кормить будем?

– Тем же, чем и всех остальных, отдельного повара у нас нету, – недовольно отозвался Медуза, – это дома у него персональный кок, а тут ни кока, ни Кука.

– Одна докука, – скаламбурил Клоп. Деверь налил себе стакан водки.

– Значит, так… Поднимаю эту водку со всею душой за нашего павшего товарища Хряка, – не моргнув глазом, стараясь, чтобы голос звучал как можно более проникновенно, произнес Деверь – ну будто бы не он добил Хряка выстрелом в голову – все мозги разбрызгал по асфальту. – Звали его Вадимом, а фамилию не скажу, поскольку не знаю. Пусть земля будет ему пухом.

– Пусть! – единым эхом отозвались Медуза и Клоп.

Выпили. Костику тоже дали тарелку, в нее с верхом наложили ветчины, колбасы, кавказской зеленой травы, сбоку пристроили два толстых куска рыбы.

– Ешь, дурак, – сказал ему Деверь, – ты нам сытый нужен, не голодный.

– Не хочу, – Костик мужественно отвернулся от тарелки и сглотнул слезы.

– Ну и дурак, – спокойно произнес Деверь, – потом сам просить будешь, да мы не дадим.

20 сентября, среда, 10 час. 45 мин.

Полина Евгеньевна разделила обязанности своих подчиненных: первые два звонка Белозерцеву должен был сделать Деверь. Ирине Константиновне – человек с боевой кличкой Глобус, имевший звание лейтенанта.

В рядах их ТОО – товарищества с ограниченной ответственностью, зарегистрированного по всем юридическим правилам, со своими бланками, эмблемой, печатью, бумагами и уставом – правда, род деятельности был определен в уставе вполне безобидный, приличный, ничего общего не имеющий с тем, чем ТОО приходилось заниматься, – существовали звания. Как в американской полиции – были рядовые, были сержанты, были лейтенанты и капитаны, было три полковника и комиссар. Звание комиссара носил сам шеф. Шефа же никто никогда не видел в глаза. Конспирацию он соблюдал строго. Деверь однажды предположил, что он, может быть, и появляется в боевых порядках, но только под видом какого-нибудь сержанта, приданного для укрепления, либо вообще рядового, ходит на операции, наблюдает за тем, кто как себя ведет, но Клоп раскритиковал это предположение, уверенно заявив: «Быть того не может! Слишком опасно для такой крупной акулы, каковой является наш шеф. Зачем ему рисковать? Ради чего? Ему деньги надо тратить, а не рисковать!»

Деверь подобрал губы и отвердел лицом: «Тю-тю-тю!» О шефе было лучше молчать, а не говорить.

Все работники ТОО имели клички и номера. К номерам прибавлялись буквицы «р», «с», «л», «к», что означало – рядовой, сержант, лейтенант капитан. Полковники к своим номерам буквенных приставок не имели, а комиссар вообще даже номера, наверное, не имел.

В ТОО существовала своя безопасность, называемая инспекцией, и свой трибунал. Если сотрудник, нарушивший правила жизни ТОО, попадал под трибунал, то наказание было одно – пуля. Расстреливали сотрудников обычно в затылок.

Расстрелянных на машине увозили в Подмосковье, там оттаскивали в лес, голову обливали бензином и поджигали. Уезжали, не дожидаясь, когда голова обгорит и лицо превратится в ничто, в хорошо обжаренный бифштекс – огонь, вцепившись в плоть, все равно сделает свое дело и физиономию человека обработает так, что никто никогда не разгадает, кто это и был-то…

После доклада Деверя Полина Евгеньевна некоторое время сидела неподвижно, словно бы впитывая в себя информацию, переваривая ее, анализируя, затем неожиданно засмеялась – смех у нее был какой-то легкий, радостный, он находился на поверхности и немедленно всплывал, едва его хозяйка начинала думать о чем-то хорошем, – и вообще, глядя на красивую, модно одетую и внешне, кажется, такую незащищенную Полину Евгеньевну, нельзя было даже подумать, что она имеет отношение к некому товариществу с ограниченной ответственностью, занимающемуся «неуставной деятельностью». Это была нежная, очень утонченная светская дама, знакомая с «сильными мира сего» в Кремле и в мэрии, дружившая с крупными деятелями кино, с президентами банков, способная украсить любое общество.

Она придвинула к себе кожаную папку, украшенную серебряным тиснением «На доклад президенту ТОО», достала оттуда чистый лист бумаги с водяными знаками, сделала запись из двух строчек, пометила их цифрами «1» и «2» и вложила бумагу обратно в папку.

Операция продолжалась.

Улыбающаяся Полина Евгеньевна остановила взгляд на ветках деревьев, подсунувшихся под самое окно, украшенных тонкой блестящей паутиной, буквально насквозь светящихся от солнца, прозрачных, нарядных, улыбнулась шире, затем снова легко и радостно засмеялась. Поглядела на часы. У нее был свой отсчет времени, позволяющий иногда растянуть сутки вдвое и успеть сделать очень многое – гораздо больше, чем можно сделать в сорок восемь часов – во всяком случае человеку с иной внутренней организацией вряд ли когда удастся сделать столько, сколько удается Полине Евгеньевне. Она успевала бывать и на званых обедах, и на роскошных презентациях, и в театрах на генеральных прогонах, и на шумных, с участием московской знати, премьерах, и у модельеров Зайцева и Юдашкина, чтобы заказать себе новые наряды, и у ювелира, и в банках, с которыми вела свои финансовые дела, и проводила оперативные встречи с тремя полковниками, с каждым отдельно, и разрабатывала со «штабом» очередную операцию, проверяла, как идут операции, уже разработанные и утвержденные – словом, время у нее было расписано так, что там, казалось, не существовало ни единой малой щелки. А еще у нее была личная жизнь…