Расследования Екатерины Петровской и Ко. Том 2 - Татьяна Юрьевна Степанова

– Ты слышала, как он о Юдиной говорил? С неподдельным восхищением, – сказала Катя. – И еще в его словах сквозила печаль.

– Чего ему о ней печалиться?

– Пока не знаю. К тому же он так и не сказал, что, возможно, украли из тех ящиков. Хотя хвалился, что сам все упаковывал и даже метки какие-то оставил… знаки…

Катя умолкла.

Знаки…

– Анфис, все это слишком сложно, то, что ты говоришь. Однако не лишено смысла, – она подошла к мраморным перилам лестницы. – Нашего красавца профессора Юсуф не подозревает в краже. Юдину он… не знаю, мне кажется, тоже не подозревал, или так искусно притворяется сейчас. Согласно данным экспертизы, у Юдиной незадолго перед смертью был секс.

– Она же музей не покидала, тут находилась, с кем же она могла переспать на скорую руку? Бред какой-то!

– Если охранник Тригорский не лжет и Юдина с профессором Гайкиным действительно раньше встречались, учитывая, что Кристина вне себя от ревности, то… скорее всего секс у Юдиной был именно с профессором. Значит, она заходила в хранилище, значит, это из-за профессора она тут допоздна задержалась. Тригорский в этом уверен, кстати. Вывод – она могла что-то украсть из ящиков.

– И Юсуф вычислил ее как вора и прикончил. Знаешь, когда на Востоке люди говорят «нет» – это означает «да», и наоборот. У них никогда не поймешь, там умеют свои чувства скрывать.

– Юсуф своих чувств не скрывал. Ну, а если вор кто-то другой?

– Кто?

Катя смотрела на экскурсантов, направлявшихся в Египетский зал.

Знаки…

Когда появляется «Проклятая коллекция», появляются и знаки…

Внезапно Катю ожгло, как огнем.

Через вестибюль шла высокая женщина с фигурой двадцатилетней девушки и увядшим накрашенным лицом, в рыжем парике, в модном и чересчур коротком платье.

– Василиса Одоевцева, – сказала Катя, – и на ней сейчас тот самый парик, как и там, в «Приюте любви»… рыжий… а вчера она носила черный…

Рыжий парик…

Знак…

– При чем тут ее парик? – спросила Анфиса. Она следила за Василисой – та, кажется, направилась в музейный туалет.

– Она ведь видела меня там, в Красногорске, в гостинице для кошек. Понимаешь, она видела меня, разговаривала со мной. И знает, что я служу в полиции. Тригорский-старший видел меня несколько минут всего и сразу узнал. А она общалась там со мной гораздо дольше. Вряд ли у нее плохая память, Анфиса. Ох, черт, только сейчас до меня дошло… Она ведь узнала меня сразу в тот вечер, когда мы пришли в Египетский зал и стали ее фотографировать. Но она и виду не подала ни тогда, ни потом, что ей известно, кто я.

– Может, все-таки не узнала?

– Узнала. Она меня узнала. И больше того – я уверена, это она сказала Тригорскому, что я из полиции. Они ведь в отношениях вроде как состоят. Он сказал, что на мониторе меня увидел. А я думаю, это она ему сообщила. К чему такая скрытность, а?

– Думаешь, раз она притворилась, что не узнает, раз в прошлом ее судили, то она вором может оказаться? И убийцей? Убийцей тоже? Юдина могла ее на краже застукать, вот она ее и прикончила.

– Тебе не надо в туалет зайти? – спросила Катя.

– Надо, – сказала Анфиса. – А если она там в курилке зависла, у меня… подожди-ка… постой, – рука Анфисы скользнула в бездонную сумку, пошарила там на дне. – У меня сигареты есть.

– Ты же не куришь.

– Иногда балуюсь. Если она не на толчке сидит, а в курилке кайфует, закурим. Тебе же надо с этой модельной шваброй контакт установить. За сигаретой это легче.

Анфиса как в воду глядела – Василиса Одоевцева стояла в просторной курилке возле женского туалета. В воздухе плавал сизый сигаретный дым. Стены украшали плакаты: «Курение убивает!» Кроме Василисы, в курилке, на счастье, больше никого.

– Здравствуйте, – поздоровались Катя и Анфиса.

Анфиса достала из сумки пачку сигарет и зажигалку. Ловко прикурила сигарету, поднесла зажигалку Кате. Та изящно взяла сигарету, но старалась держать ее подальше, чтобы вонючий дым… этот чертов вонючий дым…

– Что произошло? Так завыло вдруг – уууууууу! Сигнализация включилась? Музей ограбить хотели, да? – Анфиса пускала дым колечками и сыпала вопросами.

– Ума не приложу. – У нас всю неделю какие-то неполадки. То свет постоянно гас, проводка барахлила, теперь это. Старое здание, что вы хотите, сто лет без капремонта. Мы только с Аринушкой начали посетителей из зала выводить, как все прекратилось, заработало снова.

Катя пыталась определить, узнала ли ее Василиса еще тогда, в первый раз. Вида не подает. И по лицу, умело и вместе с тем густо накрашенному, не определить. Рыжий парик как пламя вокруг ее головы.

Нет, вот так в кошки-мышки с ней долго придется играть, а времени нет. Надо собрать в кулак всю свою наглость и объявить ей прямо в лицо вот сейчас…

– У вас цвет волос сегодня тот же самый, что и тогда там, в «Приюте любви», – выпалила Катя. – Рыжий вам к лицу.

Василиса прищурилась и затянулась сигаретой.

– Вы меня разве не узнали? – спросила Катя. – Мы же встречались с вами в зоогостинице. Я вместе с участковым допрашивала вашу подругу Суркову.

– У меня память на лица прекрасная. И на голоса тоже, – Василиса курила. – Но если люди делают вид, что со мной не знакомы, я готова играть по их правилам.

– Мне кажется, вы просто полицию не любите и милицию раньше не очень жаловали.

– Да за что вас любить?

– Правильно, согласна, сначала предъявляем обвинение по статье «Спекуляция», шьем дело, в суд отправляем, хлопочем о судимости. А потом говорим – извините, теперь такой статьи в кодексе нет.

– Дело прошлое, – Василиса махнула рукой. – Я всегда тряпки любила. Когда из Варшавы приехала, столько всего привезла – восемь чемоданов барахла, надо же было куда-то деть, пока из моды совсем не вышло. Тетки вокруг меня роем вились – советские, жадные до импорта. А вы, вижу, справочки обо мне навели.

– Навела. Убийство ведь в музее.

– Но вы-то явились сюда еще до, – Василиса смотрела на Катю. – Ишь ты, репортеры, фотографы. Снимали меня часом не для нового уголовного дела? А как же это вы и у нас в Красногорске, и тут в музее?

– Да вот так, – ответила Катя. – Кошки и там, и тут. Там убитые, отравленные кем-то, а тут из них мумий понаделали. У меня к вам несколько вопросов. Самый главный: что вы лично думаете об этом убийстве?

– Ох, не знаю, сама голову сломала. Мы с Ариной и так и этак уже это обсуждали. Она ведь кто – убитая-то, она ревизор Счетной палаты. И прислана сюда для того,