Когда поют цикады - Стивен Амидон

– Нет.

– Вы уверены?

Он кивнул. Какое-то время Гейтс внимательно смотрела на него. Если уклончивость свидетеля и вызывала у нее досаду, она хорошо это скрывала.

– Тем не менее кое-что мне остается непонятным. Как бы вы охарактеризовали свои отношения с Иден?

– Не знаю.

– Но вы на нее западали, – предположил Прокопио.

Поколебавшись, Кристофер кивнул.

– А она на вас нет.

– Вы просто не знаете Иден.

– Что ж, теперь-то восполнить этот пробел невозможно, – отозвалась Гейтс, – так что здесь нам придется положиться на ваше мнение.

– Она очень… непредсказуемая.

– В каком смысле?

– Да так сложно объяснить.

– Похоже, не так уж и сложно, – буркнул Прокопио.

– Итак, Кристофер, – словно бы не слыша его, объявила женщина, – теперь давайте поговорим о ссадинах у вас на шее. Откуда они у вас?

– Не знаю. Наверно, я как-то сам себя расцарапал.

– Но не Иден?

– Нет! – изумленно ответил парень, словно предположение прозвучало для него полнейшим безумием.

– Вы подрались?

– Я же сказал, нет! – вскрикнул он.

– Кристофер, – осадил его Мишель.

Гейтс взглянула на него и покачала головой.

– Как долго вы гуляли? – спросил Прокопио.

– Да не знаю я. Какое-то время.

– Пять минут? Два часа?

– Он же сказал, что не знает, – снова вмешался Мишель.

Прокопио уставился на него, продолжая источать свой гнев. Заговорила, однако, Гейтс:

– Полагаю, вам лучше не вмешиваться, мистер Махун. – Она повернулась обратно к парню. – Вы можете сказать, во сколько вернулись домой? Как можно точнее.

Тот помотал головой. Детектив снова обратилась к Мишелю:

– Можете помочь нам с ответом?

– Теперь-то мне можно говорить? – отозвался ресторатор, немедленно, впрочем, пожалев о своих словах.

– Да, пожалуйста, – кивнула Гейтс, игнорируя его сарказм.

Первым порывом Мишеля было сказать правду. Незадолго до четырех часов утра. Однако Кристофер время знал и все же не назвал его детективам. И Мишелю нужно было выяснить причину его умалчивания, прежде чем выкладывать сведения полиции.

– Увы, нет. Было поздно.

– Одно обстоятельство, однако, вызывает у меня интерес, – продолжила женщина. – После ухода вы не отправляли ей сообщений.

– Что?

– Вы очень много ей писали. Но не после того, как покинули ее вчера ночью.

– Я подумал, что она легла спать, – промямлил Кристофер.

Никак не комментируя его ответ, Гейтс просто смотрела на него. Внезапно Мишеля пронзила мысль, что он совершил ошибку. Нельзя было допускать, чтобы сына допрашивали без адвоката.

– Кристофер, посмотри на меня. – Парень повернулся к нему. – Больше ни слова. Ты меня понял? Я найду кого-нибудь, кто поможет нам, и до тех пор ты должен хранить молчание. Скажи, что понял меня.

Кристофер лишь кивнул.

– А вот это было глупо, папаша, – хмыкнул Прокопио.

– Теперь мы хотели бы уйти, – объявил Мишель.

Оба детектива молчали. Дверь открылась, и в комнату вошел высокий седой полицейский в форме. Мишеля с сыном он не удостоил взглядом. Кивнул Гейтс и, скрестив руки, встал у стены. И только тогда посмотрел на Кристофера. Выражение его лица было отнюдь не ободряющим.

– Значит, так, – заговорила детектив. – Кристофер, я хочу, чтобы вы послушали меня, потому что это важно. Происходило ли между вами и Иден прошлой ночью что-нибудь еще, о чем вы хотели бы рассказать? Что-либо вообще?

– Нет!

– Между вами была драка? Вы толкали ее? Делали что-то, чего вовсе не намеревались делать? Как-никак, в жизни всякое бывает.

– Нет, – теперь парень отозвался едва ли не плачущим голосом.

– Хватит! – отрезал Мишель. – Моему сыну необходим адвокат.

Полицейские глаз не сводили с парня. Однако на этот раз он подчинился отцу.

– В таком случае, я должна сообщить следующее, – отчеканила Гейтс. – Мы собираемся применить к вам меру, называемую заключение под стражу на сорок восемь часов. Что означает, что на это время вы остаетесь у нас.

– Нет! Папа…

– Подождите… – проговорил Мишель.

– Причина, по которой мы осуществляем ваше задержание, состоит в том, что мы считаем, что вы располагаете, но не делитесь с нами важной информацией касательно произошедшего с Иден. И нам необходимо, чтобы вы оставались у нас, пока не будете готовы предоставить нам сведения.

– Не понимаю, – снова вмешался Мишель. – Он что, под арестом?

– Формально – да, он находится под арестом. Но на данный момент ему не предъявлено обвинений в преступлении.

– Тогда отпустите его со мной домой. Я прослежу, чтобы он не выходил.

– Мистер Махун, вы должны покинуть участок.

– Я хочу остаться.

– Сэр, вам необходимо покинуть участок.

Последнюю фразу произнес Прокопио. Мишель почувствовал, как его охватывает гнев, однако он понимал, что конфликт с этим человеком лишь навредит Кристоферу. Он повернулся к сыну. Тот избегал смотреть ему в глаза.

– Скоро ты будешь дома.

Парень кивнул, внезапно оказавшись в миллионе километров от отца. Он как будто был заточен в собственной голове гораздо надежнее, нежели в этом здании.

– Мистер Махун?

Снаружи толпилось уже гораздо больше народу. Появились фургоны с установленными на крышах антеннами. И когда Мишель вышел за дверь, с вопросами на него набрасывались более агрессивно. Журналисты смекнули, что он неким образом причастен. Ресторатор молча прошел через толпу и быстро уехал со стоянки. Только на Сентр он осознал, что понятия не имеет, куда едет. Мишель остановился на обочине, внезапно ощутив, что задыхается. Мысль о сыне в заточении была что рука на горле. Он опустил стекло, однако это не помогло.

Сейчас перед ним стояла задача найти адвоката. У него имелись два: первый по иммиграционным вопросам, второй занимался рестораном. Но оба для данного случая явственно не годились. София. У нее раньше был парень по имени Дэвид. Некогда работал в бостонской прокуратуре, но в данное время занимался частной практикой. Вроде бы важная персона. Несколько раз он объявлялся в «Папильоне». Малость заносчивый, но вполне дружелюбный и, несомненно, чертовски сообразительный. Сейчас София должна быть в ресторане, заниматься готовкой ужина и улаживать хаос, вызванный внезапным уходом Мишеля. После этого она писала и звонила ему, последнее сообщение пришло всего пару минут назад: «Так, вот теперь я по-настоящему беспокоюсь». «Да ты понятия не имеешь, что происходит», – подумал Мишель, заводя машину и отправляясь в единственное место в мире, которое сейчас для него имело смысл.

Патрик

Разбудила его боль в ноге. Сколько еще он проспал бы без этого будильника, трудно было даже сказать. Прошлой ночью Патрик отошел ко сну только после того, как прикончил литровую бутылку «Сантори», над которой трудился последнюю пару дней. Рассвет он встретил с банкой грейпфрутового хард-зельцера, оставившего во рту металлический привкус. После этого наступило забвение, блаженно лишенное голосов, сновидений – вообще всего.