Между добром и злом. 6 том - Кирико Кири

Как бы то ни было, люди начали расступаться, освобождая место в центре. Взглядом Кондрат пытался найти Дайлин, но она окончательно утонула среди всей этой толпы.

Тем временем на всеобщее обозрение начали вытаскивать какое-то строение. Не сразу, однако Кондрат узнал его — это строение из брёвен и соломы в точности повторяло символ, который он нашёл в банковской ячейке, звезду Давида без верхнего и нижнего луча. Они даже повторили нитки, отходящие от других лучей с натянутым по центру шариком. Только здесь он был из дерева.

Хотелось спросить, что именно они будут сейчас делать, но подсознательно Кондрат уже понимал, чего ожидать.

Собственно, именно так оно и произошло.

Когда они поставили это строение в центре, толпа обступила её со всех сторон. В центр вышло сразу пять девушек с факелами, одетых в полупрозрачные жёлтые платья из ткани, которые не оставляли места фантазии, чётка давая разглядеть очертания их молодых тел. Будто было мало похоти на этом празднике, и они решили плеснуть ещё бензина.

Хотя чего он ожидал? Праздник плодородия и дождя — это не только праздник об урожае. Это праздник рождения. И если там, на севере его звали именно праздником плодородия, то здесь именно дожди были символом рождения.

Девушки грациозно и соблазнительно танцевали вокруг строения, будто совсем ничего не весили, под заунылый повторяющийся мотив, из гудения и ритмичных ударов в барабан. Кружились так же легко, как и листья на ветру, заставляя подниматься подолы платьев и оголять стройные молодые ноги, своими движениями и музыкой словно пытаясь ввести в транс.

И отчасти у них это даже получалось, потому что толпа зачарованно наблюдала за представлением, не проронив ни звука. Кондрат тоже засмотрелся, но потом тряхнул головой и наваждение спало. Танец в купе с музыкой действительно заставляли тебя буквально засыпать с открытыми глазами.

Лишь когда музыка начала стихать, девушки подожгли строение, одновременно бросив в него факела. Построенный из соломы и брёвен, символ разгорелся в тоже мгновение с пугающей простотой. Пламя устремилось по балкам и соломе, за секунды полностью захватив его полностью, и округа залилась ярко-жёлтым светом, от которого даже заболело в глазах.

Символ пылал ярким пламенем, как что-то дьявольское, вызывая в Кондрате отторжение. Не по духу ему были все эти жутковатые обряды, церемонии, ритуалы и прочее, что возвращало людей на мгновение в те времена, когда единственным законом было то, во что они верят. А верили люди чаще всего в богов, желавших крови. Он бы не удивился, если в прошлом эти беззаботные жители маленького городка сжигали с таким е весельем молодых девушек.

Почему девушек? А вот Кондрату тоже интересно, но, если верить истории, то именно они ассоциировались с чистотой и новым рождением. Хотя ему было интересно, что ж они себя не сжигали, было бы интереснее.

Символ безбожно дымил, и эта дымка медленно заволакивала всю округу. Запахло благовониями и травами. Каждый вдох заставлял слегка неметь кончики пальцев, голова будто становилась ватной…

И Кондрат подался назад. Точно такой же эффект он ловил от сигарет, когда давно не курил, а потом от всей души затянулся. Чувство интоксикации, никотинового опьянения. И сейчас происходило то же самое — толпа накуривалась в буквальном смысле слова. Эти организаторы решили пыхнуть самый большой косяк в округе сразу на всех.

И он не ошибся, люди действительно поплыли. Один за другим, всё больше и больше походя на самых настоящих зомби, они покачивались из стороны в сторону, начинали то ли завывать, то ли петь.

Выхватив платок, он отступил назад, попутно мокнув в ведро с водой и приложил к лицу. Полностью, конечно, от дурмана это не спасало, но стало как-то полегче, будто на голову больше ничего не давило.

А вокруг вновь начинались танцы. Девушки, что устроили представление в том с поджогом, не растворились в толпе. Они продолжали танцевать у костра, всё так же пламенно и страстно, но уже не одни — к ним присоединились и другие молодые девушки, будто желая получить толику внимания. А вокруг в прямом смысле остальные начали водить хороводы, что-то там распевая. Им явно было весело.

— Как вам праздник? — внезапно послышался голос за его спиной, и к его спине прижалась мягкая грудь. Чей-то подбородок лёг ему на плечо. — Вам всё нравится?

Стряхнув с себя гостя, Кондрат развернулся. Перед ним стояла женщина. Чёрные волнистые волосы чуть ли не до пояса, накрашенные в чёрный глаза с яркой губной помадой. Она была одной из представительниц местных народов, смахивающих то ли на цыган, то ли на индейцев. Кондрат бы сказал, плюс-минус, что-то между, разве что глаза были удивительно голубыми.

— Я могу вам чем-то помочь? — спросил он сухо, пробежавшись по ней взглядом.

— Просто хотела убедиться, что у вас всё хорошо, — улыбнулась она. — Вы так одиноко здесь стоите…

— Не люблю шум, — ответил Кондрат.

— Может… вам хочется найти тихое место? Я вас могу с этим помочь, — она шагнула навстречу, без стеснения выставив вперёд грудь, как оружие массового поражения. Но Кондрат лишь скользнул по ней взглядом, после чего отвернулся.

— Благодарю, но нет.

— Точно?

Она вновь прижимается, и реакция на это есть. Естественно есть, на мягкую грудь, на чарующий томный голос, прикосновения руками. Но голос Кондрата не дрогнул, хоть внутри всё прямо-таки просило откликнуться на человеческое тепло.

— Точно.

— Как скажете… — пожала она плечами, но уйти не успела, Кондрат её окликнул.

— На вас не действует дурман, — заметил он.

— Действует, отчего же?

— По вам этого не скажешь.

— Ну… для нас такая концентрация мала, а вот для остальных в самый раз. Тех, кто не живёт нашей жизнью, — улыбнулась она. — От него нос прячете?

— Что это за символ? — кивнул Кондрат на то, что осталось от знака, а именно огромный костёр, который освещал округу. Хоровод не заканчивался, но девушек внутри него собралось прилично, и теперь их по одной выцепляли из центра под весёлые и одобрительные крики. Чёрт знает, что там происходит, но людям нравилось.

— Это? Это же символ лесных духов и их союза, — улыбнулась женщина, ответив таким тоном, что словно неразумного малышу что-то объясняла.

— С кем союза?

— С нами, людьми. Мы почитаем их, они не трогают нас.

— И почему тогда сжигают символ мира, если так можно выразиться?

— Чтобы подать