Тридцать сребреников в наследство - Татьяна Рябинина

наверно, вообще никогда не убирал. Проемы высоко от пола, поэтому пыль плотно садится. От входа до середины звонницы протоптана дорожка, там грязи и пыли меньше. Но она все равно есть. Как раз столько, сколько должно осесть недели за три. Если бы сейчас кто-то поднимался наверх и звонил, были бы свежие следы. Только и всего. Может, это из какой-то другой церкви ветер донес?

— Здесь километров за тридцать никакой другой церкви нет, — возразила Галина. — А то и за сорок.

— Что-то мне, ребята, не по себе, — поежился Вадик. — Я в Англии был в одном аббатстве, там водятся привидения и тоже звонят в колокола.

— Да не пошел бы ты в задницу, — не слишком уверенно предложил Алексей. — И без тебя весело.

— Смотрите! — прошептал Костя. — Окно!

Никита обернулся, и ему показалось, словно там что-то блеснуло. Он отвел в сторону оба фонаря, которые по-прежнему держал в руках, и увидел, что в окне действительно дрожит слабенький, мерцающий свет.

— Мамочки! — с ужасом выдохнула Галина. — Пожар!

Никита потянул носом — дымом не пахло. Ключ никак не хотел влезать в замок, наконец что-то клацнуло. Скрипнув, открылась дверь. Он первым зашел в притвор и остолбенел. Галина налетела на него, выглянула из-за плеча, ахнула, закрестилась — часто и суетливо.

Посреди часовни на аналое лежала икона, а перед ней на круглом подсвечнике горели девять больших восковых свечей.

— Ничего не понимаю, — растерянно протянул Вадик. — В колокола никто не звонил, свечи никто не зажигал. Или зажигал?

— Нет! — с истерической ноткой выкрикнула Галина. — Никто не звонил и никто не зажигал. Вы что все, сбрендили? Если бы свечи горели раньше, мы бы увидели свет в окне, когда поднимались от реки. И потом, смотрите! — она вырвала у Никиты один фонарь, бросилась к свечному ящику у входа и достала длинную, толстую свечу. Подскочила к подсвечнику и поставила ее в чашечку рядом с горящей. — Видите?

Свечи оплавились всего на пару сантиметров, не больше.

— Они и десяти минут не горят еще! Их зажгли, когда Никита поднимался на колокольню!

— Но это невозможно, — возразил Никита. — Вы же стояли здесь, у крыльца. Подожди-ка! Галя, это реально часовня или все-таки церковь? Алтарь есть?

— Церковь, — буркнула та. — С алтарем. Ну раз литургию служат. Но маленькая, вот и называют часовней.

— А из алтаря обычно делают выход через ризницу во двор.

Он вышел и, подсвечивая себе фонариком, отправился вокруг часовни к выходу из алтаря. Что-то порскнуло из-под ног, кузнечики испуганно замолкали, чтобы тут же продолжить свои арии в другом месте. Вот и маленькое, отчаянно скрипучее крылечко в две ступеньки, узенькая дверь. А на двери — небольшой замок с тонкой дужкой. Тонкий и ровный слой пыли на нем слегка серебрился в свете фонаря.

— Нет, через алтарь никто зайти не мог, — Никита вернулся обратно в часовню, где Галина, послюнив пальцы, гасила свечи. — Замок пыльный. А решетки на окнах целые.

— Жаль, что ты не посмотрел на этот замок, — вздохнул Костя. — Может, и в эту дверь никто не заходил, а?

— Заходил, только не сейчас, — они вышли во двор, и Никита рассказал, как хотел попасть в часовню, как ходил к Петровичу за ключами, о «встрече» в лесу и о грязи на крыльце.

— Но свечи-то! Свечи зажгли только сейчас! — голос Галины едва не срывался на крик.

— Здесь нет подвала или люка с купола?

— Нет!

— Но ведь может быть и так, что действительно никто не заходил, — с нажимом повторил Костя и выразительно посмотрел на Галю. — Я думаю, мы не должны никому об этом говорить. Скажем, что Петрович по пьяни звонил. А про свечи вообще лучше не упоминать.

— С какой радости? — вскинулась Галина и вдруг осеклась. — Ты хочешь сказать?..

— Именно это я и хочу сказать. Ты правильно поняла.

— В таком случае я непременно об этом расскажу. Ясно? Непременно и обязательно.

Глава 17

— Галя! — Костя подошел к ней вплотную и посмотрел умоляюще.

— Даже не проси! Я буду очень рада, если это правда. Все как раз о ней.

Никита ничего не понимал. Галя и Костя говорили о чем-то, хорошо известном только им двоим: Вадик и Алексей смотрели на них с тем же недоумением.

— Я что, опоздал к началу анекдота? — поинтересовался Алексей.

— Ах да, вы же не знаете, — спохватился Костя и посмотрел в Галину сторону. Та фыркнула, развернулась и пошла к калитке, только фонарик мелькнул в темноте. — Вот стерва, — вздохнул он. — Ладно, слушайте. Это, можно сказать, семейная легенда. Прабабушка рассказывала. Не мне, конечно, я-то ее не застал, а деду Изе. Так вот у них в деревне иногда слышали собачий вой и колокольный звон в неурочное время. И видели в церкви свет. В эту же ночь в их семье — а семья была очень большая, да и вообще вся деревня была в родстве — умирала женщина. Или самая старая, или та, которая много изменяла мужу.

Алексей присвистнул.

— А как она сама умерла? — спросил он, закуривая сигарету.

— Честно говоря, никто не знает. Она была дома одна. Да и церкви рядом никакой не было.

— Да ну, фигня все это! — Алексей махнул рукой. — Пошли. Полковник, закрывай дверь.

— Фигня, говоришь? — переспросил Никита, вдевая в ушки замок и защелкивая дужку. — А кто тогда свечи зажег?

Галину они догнали уже в саду, почти у самого дома.

— А ну подожди! — Костя довольно грубо схватил ее за руку. — Ты ничего никому не скажешь, поняла?

— А кто ты такой, чтобы мне указывать? — она вырвалась и отбежала на безопасное расстояние. — Тоже мне, бабушкин защитничек. За вкусный кусочек выслуживаешься?

— А что же ты тогда на мать фыркала, когда та захотела бабку в дурдом засадить? Праведницей прикидывалась?

— Не твое дело! На себя посмотри! Думаешь, я не знаю, как ты…

Не договорив фразу, Галина взглянула куда-то вверх и вдруг присела на корточки. Выпучив глаза, прижав стиснутые кулаки к груди, она отчаянно завизжала.

Костя поднял голову и охнул:

— Ох, ё!..

Из открытого чердачного окошка свешивалась веревка. А на ней, на уровне второго этажа, покачивалась женская фигура в длинном белом платье, подол которого был испачкан чем-то темным. Светлые волосы закрывали лицо.

На Галин визг, который все набирал и набирал силу, из дома начали выбегать один за другим все члены семейства. Никита подошел к Галине, поднял ее, резко дернув за руку, и отвесил — не без удовольствия! — крепкую оплеуху.

— Сволочь, ненавижу! — прошипела она, потирая щеку, но блажить перестала.

Вместо нее визжать,