Искатель, 1996 №3 - Игорь Данилович Козлов

И только вдох и выдох, вдох и выдох.

— Неужели в классе одни трусы?

— Это я написал— Порфиров поднялся.

— На большее ты не способен. Вон из класса, — спокойно произнесла учительница.

Алексей с наигранной ленцой выбрался из-за парты. До стола пять шагов. Поднимет она голову или нет? Ну!.. А нос у нее некрасивый — будто сдавленный в переносице пальцами… Голова Юлия Сергеевны поползла вверх. И глаза некрасивые — узкие и злые.

Алексей скривил губы в презрительной улыбке и тихо, но внятно, швырнул как заклятие в расширенные женские зрачки:

— Блядь!

Сдерживая смех, снял с вешалки фуфайку, буцнул ногой дверь. Все — рассчитался!

Дверь еще раз хлопнула, послышался стук каблучков в направлении директорского кабинета. Значит, выгонят из школы. Ну и черт с ними! Пусть даже сегодня выгоняют. Лешка развернулся и пошел в туалет. Возле двери на мгновение задержался. Здесь была его последняя драка в школе— драка, сделавшая его некоронованным королем этого двухэтажного здания. Он сел на подоконник, закурил. Пламя повернутой вверх спички немного не добралось до пальцев, сникло. Черно-белый, загнутый стежок полетел в унитаз.

Лешка знал, что рано или поздно эта драка должна была состояться. После его победы над братьями Тюхниными старшеклассники перестали цепляться к Порфирову и посматривали настороженно, а он прикидывал силенки каждого из них, понимая, что завис в неопределенном положении: неясно было, какое место он занимает в табели о силе среди учеников. Тут еще начал позволять себе больше, чем раньше, во что-то это должно было вылиться рано или поздно.

Вылилось хорошо для Порфирова и по самому короткому варианту. Он тогда потянулся к ручке, но дверь распахнулась от удара ногой изнутри и больно стукнула Лешку по пальцам. Даже не успев сообразить, кто перед ним, врезал на вспышке ярости. Десятиклассник Федька Крикунов, первый силач школы, прилип от удара к стене. Лешка испуганно замер. A-а, терять уже нечего! С левой, с правой — и Крикунов осел на корточки и закрыл голову руками.

— Хватит!

Порфиров тоже решил, что хватит, и зашел в туалет, где в проходе испуганно расступилась малышня.

Теперь он привык к шараханию учеников, когда шел по коридорам. Сначала это тешило, потом вызывало презрение: трусы! Иногда презрение выплескивалось в непосильный толчок в грудь или щелчок в лоб зазевавшемуся. И жертвы молча сносили.

Открылась дверь в туалет. Алексей по привычке дернулся спрятать сигарету в ладонь, но сдержался.

— Пошли со мной! — рявкнул Мухомор.

Почему бы не сходить? Порфиров ввалился вслед за преподавателем в узкий кабинет при спортзале. Алексею приходилось бывать здесь раньше. Игорь Андреевич часто приглашал сюда самых резвых учеников для «воспитательной работы». «Воспитывал» со знанием дела — без синяков. Вот и сейчас он выдвинул ящик стола, вынул оттуда кожаные перчатки. Медленно, подергав каждым пальцем, надел одну. Лешка достал из кармана Вовкин подарок и, так же подергав пальцами, натянул перчатку.

— Ты чего?! — Мухоморская рука в перчатке замерла у длинного носа, будто защищая его от Лешки.

— А ты?

Красные пятна покрыли лицо и шею учителя.

— Твои выходки надоели всем! — Игорь Андреевич стянул перчатку, швырнул в стол. — Как ты посмел оскорбить учительницу?!

— А ты?

— Вон отсюда! Из школы вылетишь!

— Ну и ладно.

— Я с тобой поговорю в другом месте!

— Поговорим, — согласился Лешка. — Я тебе, Мухоморище, с огромным удовольствием наквашу харю! — Он неторопливо вышел.

— Ты!.. Ты!.. — слышалось сзади.

Он шел по гулкому спортзалу и ждал нападения. Не дождался и, выходя из спортзала, громко захохотал: все, даже учителя, боятся его!

Алексей бродил по центральной улице, всматриваясь в проезжающие автомобили. Темно-красный КамАЗ с желтым пятном грузовика у левой фары не повстречался ему. Чтобы без толку не маячить, пошел в клуб.

Коська копался в разобранной киноустановке. От нее воняло горелыми проводами, а от него — немытым телом и бражкой. Физиономия у Коськи была такая же помятая, как одежда на нем, а одежду будто корова пожевала.

— Деньги есть? — без надежды спросил киномеханик подрагивающим голосом.

Алексей достал из кармана пятерку, стянутую у отца в последнюю получку.

— Ну, Леха, ну!.. — Коська схватил деньги. — Спас, братуха! — и загрохотал по лестнице, крикнув снизу: — Посиди там!

Две большие бутылки вина сдружили их окончательно. Коська поддержал Лешкино решение бросить школу и предложил устраиваться учеником к нему. И сразу дал практический урок — заставил помогать в ремонте киноустановки. Коська давал указания, брызгая слюной, а Лешка долбил отверткой, пока не сломал еще что-то. Тогда Коська махнул на аппарат рукой.

— Огнем пусть горит, ящик чертов! Не установка, а сенокосилка, все ленты порвала! — Он смачно зевнул. — Ой, спать хочу!.. Покемарим, Леха?

Лешку тоже разморило — то ли от вина, то ли от встряски в школе.

— Давай, — согласился он.

Они завалились на кушетку и заснули в обнимку, как братья. Разбудила их завклубом. Она стояла в дверях на фоне вечернего неба и из маленького ротика, краснеющего на ухоженном лице, вылетали совсем неухоженные слова:

— Коська, мать твою!.. Ты кино думаешь крутить?!.. Отсыпаешься, боров… а там народ ждет!..

Коська долго мотал головой и тер глаза, будто хотел навести резкость, чтобы лучше рассмотреть, кто перед ним стоит и лается. Вроде бы сумел и начал утвердительно кивать головой, отмечая кивком конец фраз, а при матах еще и правое ухо выставлял, наверное, чтобы оценить ругательство по достоинству. Когда завклуба на секунду замолкла, захлебнувшись трехэтажным прилагательным к слову «мать», Коська с дурным смехом ляпнул:

— Кина не будет: кинщик заболел! Ха-ха!..

— Как не будет?! Ах, ты!.. — Ах, ты!.. — Наругавшись досыта, объявила — Все, Коська, надоел ты мне! Пиши заявление — и катись к!..

Она хлопнула дверью и по железной лестнице покатились звуки спотыкающихся шагов.

— Выгонит, — посочувствовал Лешка.

— Не-а, — Коська лениво потянулся. — Она меня каждый месяц выгоняет. А кто кино будет крутить?.. То-то! — многозначительно помахал он указательным пальцем. — Ладно, ты иди, а я еще чуток харю подавлю, — бухнулся он на кушетку.

Домой Лешка пошел голодный и злой. Не успел разуться и снять фуфайку, как нарвался на ругань матери.

— Что, допросился, скотина, — из школы выгоняют?! Так тебе и надо! Живи дурак дураком!.. Что киваешь?!.. Я кому говорю?!

— Да иди ты! — огрызнулся Лешка, заходя на кухню.

— Ах ты, паскуда! — Мать ударила его мокрым полотенцем.

— Ну?! — оттолкнул ее Лешка.

Мать удивленно, по-рыбьи, захлопала губами и визгливым, скрипучим, точно несмазанным голосом крикнула отца.

Он зашел в кухню, вопросительно глянул на жену.

— Меня бьет! На родную мать руку поднял!

Отец без слов ударил.

В Лешкиных глазах так