Рассказы - Роберт Альберт Блох

— Вскоре уже никто не забредал сюда. Даже бездомные перестали привечать это место. Владельцы отчаялись его продать. Но затем дом арендовал я. Мне показалось, что его история должна привлечь посетителей — откровенно говоря, это был чистой коммерческий расчет, ведь я деловой человек.

Да что ты говоришь, дружище. Лично мне кажется, что ты редкое трепло.

— А теперь, вам, наверное, не терпится увидеть место убийства? Следуйте за мной, пожалуйста. Вверх по лестнице, прямо вот сюда. Я сохранил все в точности, как было, и уверен, вам будет любопытно взглянуть…

Пока мы поднимались по темной лестнице, Дейзи меня ущипнула.

— Сладенький, ты взволнован?

Мне совсем не нравится, когда меня называют «сладеньким». А мысль о том, что Дейзи находит нечто «волнительное» в разыгрываемом перед нами нелепом фарсе казалась мне почти тошнотворной. В тот момент мне хотелось прикончить ее собственными руками — возможно, в свое время Клува испытывал нечто подобное.

Под скрип лестницы, при мрачном, с трудом пробивающемся сквозь пыльное окно свете, мы двигались по темному коридору за нашим ковыляющим вожатым. Раскачивая стены дома, снаружи завывал ветер.

Дейзи нервно захихикала. Во время фильмов ужасов, наблюдая за тем, как чудовище входит в комнату к спящей девушке, она всегда крутила мою запонку. Что-то похожее происходило с ней и сейчас — нечто вроде легкой истерики.

Что же до меня, то я был взволнован не больше, чем чучело рыбы на стене ломбарда.

Псевдо-Филдс открыл дверь в конце коридора и принялся возиться внутри. Мгновением позже он зажег свечу и пригласил нас войти. Стоит признать, эта комната выглядела немного лучше. Тут явно приложили фантазию. Свеча эффектно рассеивала окружающий мрак, рождая тени и заставляя их расползаться по углам.

— Ну вот, мы и на месте, — прошептал он.

И мы действительно были на месте.

Я не медиум, и даже не обладаю бурным воображением. Но когда я зашел в комнату, я вдруг понял, в ней все по-настоящему. Это не обман. В воздухе разило убийством. Тени властвовали в этом царстве смерти. Здесь было холодно, словно в склепе. Свеча высветила большую кровать в углу, затем свет сдвинулся к центру и открыл взгляду чудовищный предмет. Жертвенный камень.

Он представлял собой нечто вроде алтаря. За ним в стене располагалась ниша, и я почти вообразил статую, что некогда ее занимала. Как именно она выглядела? Перевернутая и распятая летучая мышь? Кажется, сатанисты использует что-то похожее. Или какой-то другой, гораздо более пугающий идол? Полиция уничтожила ее, но камень все еще был здесь, и в свете свечи я различил на нем пятна. Они потеками спускались по внешней стороне.

Дейзи придвинулась ко мне ближе, и я почувствовал, что она дрожит.

Комната Клувы. Мужчина с топором, удерживающий на камне дико испуганную женщину; в его глазах пылает безумие, а рука все крепче сжимает топор…

— Это произошло здесь. В ночь двенадцатого января тысяча девятьсот двадцать четвертого года Иван Клува убил свою жену этим…

Стоя в дверях, толстяк бубнил наизусть заученные слова. Но по какой-то неведомой причине, я ловил каждый его звук. Здесь, в этой комнате, все, что он говорил, обретало плоть. Мужчина, его жена и убийство. Смерть это лишь слово, которое ты каждый день читаешь в газете, но приходит день, и оно становится явью, пугающей явью. Его нашептывают черви, прокладывая путь внутри твоих ушей. Убийство это тоже только слово. Оно обладает могуществом смерти, и тот, кто овладеет этим могуществом, становится подобен богу. Убийцы равны богам. Они способны забирать жизни. Есть что-то вселенски отвратительное в этой мысли. Краткая вспышка пьяной ярости; порыв гнева; безумие рукопашной схватки; несчастный случай; автокатастрофа — все это части жизни. Но человек, любой человек, который живет с мыслью о смерти; кто продумывает и тщательно планирует хладнокровное убийство…

Сидит здесь за ужином, смотрит на жену и говорит:

— Полночь. Тебе осталось жить пять часов, моя дорогая. Всего пять часов. Никто этого не знает. Не знают твои друзья. Не знаешь ты сама. Только я — я один знаю. Я и Смерть. Я и есть Смерть. Да. Для тебя. Я обездвижу твое тело и разум. Стану твоим хозяином и повелителем. Ты родилась и прожила свою жизнь лишь для этого короткого мгновения моего превосходства. Я управляю твоей судьбой. Ты существуешь лишь затем, чтобы я мог тебя убить.

Да, это отвратительно. Этот камень, и этот топор.

— Поднимись наверх, дорогая.

И за этими словами в его мыслях прячется насмешка. По темной лестнице в темную комнату, где ожидают топор и алтарь.

Я удивился бы, если он ее ненавидел. Нет, мне кажется, нисколько. Если история правдива, он принес ее в жертву ради своей выгода. Она просто оказалось для этого наиболее удобной и подходящей. Должно быть, его кровь была холодна, как вода под шапками вечной мерзлоты.

И вот комната, где все произошло. Я мог почувствовать здесь его, и точно так же я чувствовал ее.

Да, это даже забавно. Сейчас я чувствовал ее. Не как нечто материальное и осязаемое, но как некую силу. Что-то, что прожигает взглядом спину, но исчезает, едва обернешься. Что-то прячущееся в глубине теней, сокрытое внутри жертвенного камня. Плененный дух.

— Здесь я умерла. Здесь окончилась моя жизнь. Одна минута. Вот я жива и ни о чем не подозреваю. А вот я уже низвергнута в предельный ужас Смерти. Клинок топора прошел сквозь мое наполненное жизнью горло и отсек ее от меня. Теперь я лишь жду. Жду кого угодно, потому что у меня не осталось других желаний, кроме мести. Я не личность и не дух. Я просто сила — та сила, что была создана, когда жизнь покинула мое перерубленное горло. И лишь одно чувство наполняет меня с момента смерти, чувство всеобъемлющей, космической ненависти. Ненависти к внезапной несправедливости того, что со мной произошло. И когда я умерла, родилась эта сила. Она — это все, что после меня осталось. Ненависть. Сейчас я жду, но придет время, когда я смогу дать ненависти выход. Убивая, я чувствую, как ненависть растет во мне, обретает плоть и крепнет. И на короткое мгновение вместе с ней расту, обретаю плоть и крепну я. Могу вновь ощутить себя настоящей, хотя бы ненадолго примерить одежды жизни. Лишь окружая себя ненавистью, я могу выживать в смерти. И вот я крадусь, крадусь здесь в комнате. Останьтесь подольше, и я вернусь. Найду ваше горло, ударю по нему клинком и вновь ощущу экстаз реальности.

Старый зануда продолжал раскручивать историю,