Девушка из спасательной шлюпки - Эйлин Энрайт Ходжеттс

– Но это Хиченс в него врезался.

Поппи оглянулась на Салливана. Он единственный смотрел на нее. Остальные не отрывали взглядов от Хиченса. Хотя, если бы на палубе была Дейзи, все было бы совсем иначе.

– Это правда? – спросила она. – Это он врезался в айсберг?

Салливан покачал головой.

– Можно сказать, что да, но все не так просто. Управлять океанским лайнером – совсем не то же, что маленьким катером. Есть держащий в руках штурвал, но решения принимает не он. Ему сообщили курс, которого он должен придерживаться, вот и вся его задача. Всю свою вахту он лишь пялится в нактоуз[5]. При этом обязанность вахтенного офицера – следить, чтобы он не сбился с курса, а впередсмотрящий находится наверху и должен высматривать возможные опасности. Не знаю, кому могло прийти в голову обвинить Хиченса.

– Потому что это проще всего, – задумчиво произнесла Поппи. – Он стоял у руля. А значит, и очевидная цель обвинений.

– Совершенно верно, юная леди.

Поппи подняла голову и увидела Джогина, главного пекаря «Титаника», с явным презрением разглядывавшего остальной экипаж.

– Наши беды еще не закончены, – провозгласил он. – Будем молиться, чтобы кроме этих несчастных с корабля больше никого не сняли и чтобы это была наша последняя остановка. Американцы словно взбесились. Если они продолжат в том же духе, могут быть дипломатические последствия. Совершенно ясно, что они и не планируют проводить настоящее расследование. Они все это затеяли ради газетчиков. Этот их сенатор Смит – не моряк. Он услышал, что Хиченс стоял у штурвала, вот и потребовал, чтобы его доставили на берег. Он ничего не понимает. Это просто честолюбивый политик, хватающийся за любой повод.

– Вы ведь не были на берегу, – удивилась Поппи. – Откуда вы все это знаете?

– У меня есть здравый смысл, – ответил Джогин. – И я общался с офицерами «Лапландии». Они запросто беседуют со мной, понимая, что я – человек образованный, не то что эта стая палубных мартышек.

– Эй, приятель! – окликнул его Салливан. – Последи-ка за языком.

Джогин склонил голову на бок.

– Беру свои слова назад. Некоторые из вас больше похожи на горилл, чем на мартышек. Но вы, мистер Салливан, не относитесь ни к гориллам, ни к мартышкам. Я пока не могу решить, кто вы такой.

Я тоже, подумала Поппи.

– Все дело в деньгах, – объяснил Джогин. – Если расследование сенатора Смита докажет, что «Титаник» шел на небезопасной скорости, экипаж допустил ошибку или при подготовке рейса были нарушены какие-то морские инструкции, «Уайт стар» придется заплатить огромные компенсации.

Поппи не удержалась и посмотрела на Салливана, ища подтверждения этим словам. Что-то в этом австралийце выделяло его как лидера, человека, которому должно быть известно то, что не известно другим.

Он кивнул.

– Мы все на этом крючке, – сказал он. – Американцы еще только начинают задавать вопросы, но и британцы тоже не отстанут. Нам всем придется давать показания.

– Но ведь не обслуживающему персоналу же, – возразила Поппи, холодея. – Они не станут допрашивать горничных.

– Почему это? – спросил Салливан.

– Потому что мы ничего не знаем.

– Вы можете знать больше, чем думаете, – возразил Салливан. – На самом деле, возможно, мы все слишком много знаем.

Риддлсдаун-Корт

Гарри Хейзелтон

На первый взгляд Гарри показалось, что время было милостиво к Риддлсдаун-Корту, резиденции 9-го графа Риддлсдауна. Величественное здание из красного кирпича с увитыми плющом стенами, укрытое в тени древних дубов, прекрасно вписывалось в пейзаж. Кованые железные ворота стояли распахнутыми, словно приглашая войти.

Гарри опирался на трость из ротанга, даже не пытаясь скрывать хромоту. Прежде чем отправиться в Риддлсдаун, он надел костюм из грубого твида и воспользовался зубной щеткой, намазанной белой глиной, чтобы добавить седины в волосах и на усах. Трость он считал частью своей маскировки. Он больше не был капитаном Гарри Хейзелтоном из Восточно-Суррейского полка. Он стал Сэмюэлом Ллойдом, пожилым человеком с легким валлийским акцентом, ищущим небольшой домик, чтобы уйти на покой. И вот, наткнувшись на поместье Риддлсдаун, решил поинтересоваться, не может ли граф продать или сдать ему что-нибудь подходящее. Человека с почтенными сединами и хромотой вряд ли прогонят с порога. Быть может, его даже пригласят в дом и предложат чаю.

Гарри ощутил знакомое волнение, стоя на обочине дороги и готовясь примерить личину другого человека, стать тем, кем он не был. Разумеется, то, что ему предстоит, гораздо проще, чем изображать главаря афганской банды или индийского нищего, но все равно не надо забывать о возможных трудностях. У графа Риддлсдауна нет оснований подозревать его, но Гарри был от природы осторожным человеком.

Немного осмотревшись, он изменил мнение о Риддлсдаун-Корте. «Гостеприимно» открытые ворота явно простояли так довольно долго. Под створками уже выросла трава, а ажурную металлическую решетку оплели побеги вьющихся растений, грозившие вот-вот скрыть семейный герб Риддлсдаунов, венчавший ворота.

Оценив запущенный вид въездных ворот, Гарри стал изучать само здание Риддлсдаун-Корта уже более придирчиво. Теперь он понял, что вовсе не искусная рука садовника создала это впечатление единения дома с природой. На самом деле постройка была готова вот-вот пасть под натиском времени. Плети плюща карабкались по оконным решеткам, поднимались на крышу и грозили вскоре обрушить вычурные трубы, заставшие еще времена Тюдоров. Опавшая листва дубов толстым слоем покрывала запущенные лужайки и террасы, а сами деревья были изранены и расколоты ударами молний.

Гарри поднялся по пологим ступенькам, которые вели к массивной дубовой парадной двери, и тщетно попытался отыскать веревку звонка. Как здесь посетители объявляют о своем приходе? Возможно, следует воспользоваться задней дверью или пройти через кухню? Гарри покачал головой. Он войдет через парадный вход или не войдет вовсе. Он слишком долго прожил в Индии, где привык, что с белым человеком обращаются как со знатным господином, и слишком долго прослужил в армии, где офицер всегда внушает почтение. Разумеется, он больше не в Индии и не армейский офицер, но Гарри решил, что Сэмюэл Ллойд не из тех людей, кто не станет пользоваться черным ходом. Сэмюэл Ллойд пожелал бы войти через парадную дверь. Он еще раз наскоро отрепетировал валлийский акцент, занес трость и постучал. Один раз, а потом снова.

Настойчивый стук наконец принес плоды, и дверь неторопливо приотворилась. Гарри заглянул в щелку и заметил за дверью ребенка.

– Там какой-то дядя! – объявило дитя и скрылось из виду, предоставив Гарри самому себе.

Решив, что приоткрытая дверь достаточно похожа на разрешение войти, Гарри распахнул ее и шагнул в дом. В холле Риддлсдаун-Корта все напоминало об эпохе Тюдоров – от черно-белой плитки на полу