Ход убийцы - Песах Амнуэль

следить за перемещениями Шаферштейна, — начал доклад Сингер. — А сам разговаривал с разными людьми. Соседями Шаферштейна, например. Соседями Левингеров и Хузмана. Поговорил кое с кем из тех, кто был на той злосчастной вечеринке.

— Результат?

— Сначала о Шаферштейне. Если деньги у него, то держать он их может либо на вилле в Герцлии, либо в своей тель-авивской квартире. В Тель-Авиве Шаферштейн не появлялся, а в Герцлии соседи не видели, чтобы он, вернувшись вечером в воскресенье, принес два тяжелых чемодана.

— Они видели, как он возвращался домой? Смогли указать время?

— Видели. Но со временем — туговато. Единственное, что могут утверждать точно — он вернулся до полуночи. Но после девяти, потому что было уже темно.

— Могли соседи в темноте увидеть, как Шаферштейн таскает чемоданы?

— Безусловно. Подъездные дорожки ярко освещены.

— Может, он оставил чемоданы в машине и перенес их в дом ночью?

— Чемоданы с миллионами шекелей? Ты бы рискнул?

— Я — да. Пришлось бы выбрать из двух видов риска: риска привлечь внимание и риска, что кто-нибудь взломает багажник или украдет машину. Второй риск меньше, поскольку, если похищение — дело рук Шаферштейна и Сары, то, кроме них, никто не мог знать, что хранится в чемоданах.

— Об этом я подумал, — кивнул Сингер. — Перед виллой Шаферштейна в Герцлии большая площадка, на которой по вечерам собирается молодежь. Разговаривают, гоняют по улицам на мотоциклах, полиция ничего сделать не может, родители — уважаемые в Герцлии люди, достаточно богатые, чтобы время от времени платить штрафы за своих детей… Так вот, эта компания торчала перед виллой Шаферштейна до трех ночи. Он не выходил, света в его окнах не было.

— А после трех?

— С трех до шести — информации нет. А потом на улице были люди…

— Значит, не доказано, — я покачал головой. — А что сегодня?

— Сегодня Шаферштейн в Герцлию не приезжал. Реувен следовал за ним до офиса, в котором он провел весь день. Полиция его не беспокоила — думаю, что эту связь Хутиэли либо пока не обнаружил, либо не придал ей значения. В шесть тридцать Реувен сообщил мне, что Шаферштейн отправился в «Шератон» на какую-то встречу. Он и сейчас там.

— Шаферштейн или Реувен?

— Шаферштейн внутри, Реувен снаружи. Кстати, я обещал до девяти сменить его, поэтому давай разбираться побыстрее.

— Почему бы тебе не нанять еще одного-двух сотрудников? — поморщился я.

— У меня их двое, — обиделся Сингер. — Но я ведь работаю не только с тобой.

— Итак, — я налил себе еще коньяка, но пить пока не стал, рассматривал напиток на свет, это почему-то организовывало мысль, позволяло не отвлекаться. — Итак, нельзя исключить, что похищение было инсценировано Шаферштейном и Сарой. Тогда в воскресенье Сара передала деньги своему любовнику, предполагая таким образом обмануть не только Хузмана, но и мужа. Кстати, хозяин магазина, в котором обнаружена банка с отравленной приправой, узнал Хузмана по фотографии. Но узнал ли бы он также и Шафершнейна? Хутиэли ему этой фотографии, естественно, не показывал…

— А было бы неплохо, — согласился Сингер. — Сделаю это завтра утром, сейчас магазин уже закрыт.

— И еще, — продолжал я, — на банке есть неопознанные пальцевые отпечатки. Не Сары, не Хузмана, не самого Михаэля, что естественно. Но, опять-таки, никто не снимал отпечатки Шаферштейна…

— Это будет потруднее, — задумался Сингер. — Мои знакомства в отделе криминалистики… Ну, хорошо, постараюсь. Без гарантии.

— По-моему, — сказал я, допив, наконец, коньяк и закусив еще одной лимонной долькой, — дело приближается к концу. Я хорошо представляю, как все происходило, сейчас достаточно одного доказательного факта… Лучше всего — обыск на вилле Шаферштейна.

— Ты хочешь подкинуть эту идею Хутиэли?

— И отдать ему все улики? Нет, я предпочту, чтобы ты нашел их сам. Я должен точно знать, есть ли на вилле Шаферштейна чемоданы с деньгами.

Сингер хмыкнул.

— Если меня лишат лицензии и посадят за незаконное проникновение в чужое жилище, — сказал он, — ты ни на каком суде не сможешь доказать, что я действовал в интересах правосудия.

— И не собираюсь, — подтвердил я. — Если тебя поймают на месте преступления, мы с тобой незнакомы, имей в виду.

— И это говорит адвокат! — воскликнул Сингер.

Можно подумать, что он ждал от меня иного ответа!

* * *

Я немного хитрил, разговаривая с Сингером, и он, конечно, прекрасно понял, что у меня по-прежнему нет никаких доказательств того, что убили Михаэля его жена с любовником. Так могло быть, очень даже могло — собственно, если говорить о психологии преступлений, то могло быть только так. Если, конечно, не существовало чего-то, чего я не знал. Я мог не знать, к примеру, о том, что Хава Бреннер изменяла своему Алону с Михаэлем, а Сара узнала об этом… Или, как вариант: кто-то из гостей выяснил, что выигранные деньги не лежат спокойно на банковском счету, и пожелал воспользоваться ситуацией. Этот вариант был куда менее вероятен, да и времени не было у неизвестного гостя подготовить и осуществить операцию — как, например, оказалась в магазине испорченная банка с приправой?

Собственно, если быть откровенным хотя бы наедине с собой, меня вовсе не интересовало, кто на самом деле убил Михаэля Левингера и даже — почему он или она это сделал. Наш договор с Хузманом предусматривал, что мой гонорар определяется долей от найденных денег. Их я и должен был найти. Освобождение Хузмана из-под стражи и полное его оправдание — если деньги не будут найдены мною, — не принесет мне ни шекеля, не стоило, в таком случае, и стараться.

Найти чемоданы — вот задача. Все остальное может подождать, в том числе и бедняга Хузман. Особенно, если он убийца, в чем я очень сомневался. А для чемоданов самым удобным местом на сегодняшний день была вилла Шаферштейна. Даже если полиция проведает о его связи с Сарой Левингер, у Хутиэли не будет формальных оснований производить обыск.

Беспокоился ли я за Сингера?

Если, повторяю, быть честным наедине с собой, то — нет, хотя и должен был бы. Если он проникнет на виллу и обнаружит чемоданы, я получу свой гонорар, а Сингер — свой. Если Сингера схватят до того, как ему удастся войди в дом, то он лишится лицензии, а я — денег, но у Хутиэли не будет оснований возбуждать против нас уголовного преследования. Хуже, если Сингер попадется с чемоданами. Тогда мне вряд ли удастся доказать свою непричастность и честность своих намерений. Стоил ли риск полумиллиона шекелей?

Давая Сингеру поручение, я полагал, что риск того стоил. Сидя перед телевизором в два часа ночи и с трудом разлепляя веки, я думал, что поступил, конечно, весьма опрометчиво. Логика логикой, а жизнь чаще всего нелогична, парадоксальна и непредсказуема. Шаферштейн мог спрятать деньги где угодно, к примеру —