Не будите мертвеца - Джон Диксон Карр

раздраженно перебил доктор Фелл. – Мне уже доводилось пенять вам на это в прошлом. Вы сосредоточиваетесь исключительно на убийстве, но это не значит, что нужно перестать задавать себе вопросы, что еще там случилось. Между прочим, некоторое время назад разве мы не спрашивали, действительно ли убийце потребовалось провести в номере столько времени? И почему он хотел, чтобы его не прерывали как можно дольше? Чем он там занимался?

– Ладно. Чем он там занимался?

– Он очень осторожно и весьма тщательно обыскивал номер, – ответил доктор Фелл, корча страшную рожу в подтверждение своих слов. – И очевидно, не нашел того, чего хотел, но и не стал брать что попало. Обратите внимание на следующие моменты. Он отыскал автоматическую ручку, спрятанную под стопкой носовых платков на дополнительной полочке в сундуке, следовательно он обшарил по меньшей мере половину сундука. Он нашел в ящике бюро табличку «Не беспокоить», следовательно, он покопался в бюро. Он заполучил ключ от номера, вынув из сумочки миссис Кент, следовательно, он вытряхнул сумочку. Чтобы установить все это, не требуется особенно сильно напрягать мозги, и мы с большой долей вероятности можем предположить, что он устроил обыск. Беда в том, что, насколько мне известно, ничего вроде бы не пропало. Если мы докажем, что браслет принадлежал миссис Кент и убийца по каким-то причинам стащил его прошлой ночью…

Хэдли сверлил его взглядом.

– После чего этим утром убийца вернулся и положил браслет обратно? И вы уверяете, что от этого все проясняется? Да и, кроме того, какой смысл в этом браслете? Вы устроили вокруг него шумиху, уверяя, что это одно из самых остроумных изобретений древнего мира или еще какая-то чепуха в этом роде, однако до сих пор не сказали о нем ничего определенного.

– О, я понимаю, – уныло отозвался доктор Фелл. – И все же… все же… в общем, мне все равно кажется, что вам стоит поискать телефон.

– Да вот же он, на столе, – вставил Гэй.

Хэдли встрепенулся, осознав, что так неосмотрительно разболтался при свидетелях. Попросив соединить его с управляющим отелем, он прибегнул к приему газетчиков, заговорив в трубку так, что слов было не разобрать уже с четырех шагов. Остальные неловко ерзали на своих местах, пока он не положил трубку на рычаг.

– Хардвик позвонит миссис Джопли-Данн, – сообщил он. – А потом придет сюда с Рипером и мисс Форбс. Мы вполне можем собрать всех их здесь. Мистер Кент, вы ведь хорошо знаете миссис Рипер. Не могли бы сходить к ним в номер и пригласить ее сюда? – (Кент вдруг догадался, что суперинтенданту трудно общаться с Мелиттой.) – А вас, сэр Гайлс, я между тем хотел бы спросить…

– Полностью к вашим услугам, – отозвался Гэй с некой старомодной живостью. – Хотя, как я уже говорил доктору Феллу, боюсь, я не смогу вам помочь. Ничего подозрительного прошлой ночью не происходило, насколько мне известно. Я сразу вернулся к себе и читал в постели до половины первого, но ничто меня не потревожило…

Этот ровный, уверенный голос был последним, что Кент услышал, выходя в коридор. Однако же он не сразу направился в номер Дэна. Он немного постоял в тишине коридора, едва не обжегши руку окурком тлеющей сигары, и попытался собраться с мыслями.

Два момента вырисовывались вполне отчетливо. Несмотря на внутреннее сопротивление, он начал отдавать должное убийственно точному описанию Дженни, сделанному Гэем. Сам Кристофер Кент всегда считался человеком, невнимательным к окружающим, но теперь некоторые не до конца понятные сцены, жесты, интонации вспомнились ему, вселяя беспокойство. Похоже на то, как вспоминаешь отрывок или цитату из книги: ты прекрасно представляешь себе обложку, страницу, содержавшую тот отрывок, и даже место, где он был, а вот саму цитату никак не можешь ухватить. Однако, даже если согласиться со всеми словами Гэя, это никак не объясняет убийства Дженни и, разумеется, не дает никакому призраку повода для убийства Рода.

Следующий момент: Харви Рейберн в затруднительном положении. Достаточно лишь взглянуть на этот коридор, чтобы убедиться. Горничная и портье стояли снаружи под одной и той же дверью, они могли убедительно свидетельствовать, что никто не выходил из номеров, а боковая дверь Рейберна – единственная, которой им не было видно. Но почему? Почему? Почему? Он подумал о Рейберне, полном кипучей энергии, с его ухоженными усами и неистощимым запасом сведений обо всех самых бесполезных предметах на свете: внешне слегка похож на того «Смеющегося кавалера»[16], который (только припомните) на самом деле не смеется. Опять же странный момент, что в одиннадцать утра Рейберн еще не встал, – насколько помнил Кент, раньше за ним подобного не водилось.

Начиная с призрачного служащего отеля и браслета и заканчивая дорожным сундуком, превращенным в «гильотину», все это дело было сплошным топким болотом разных «почему». Кент медленно двинулся по коридору и уже собирался постучать в дверь люкса Дэна, но остановился, чтобы изучить кладовую для постельного белья. Ее дверь была чуть приоткрыта, и сквозь матовое стекло немного приподнятого окна проникал неяркий свет, в котором было видно, что помещение не только содержит аккуратные полки с простынями и полотенцами, но и служит некоторым другим целям. Там были еще полки со всем необходимым для чая – по-видимому, для тех постояльцев, которые желали выпить чашечку еще до завтрака. Кент с угрюмым видом изучил все, так и не почувствовав озарения. После чего он постучал в дверь гостиной в номере Дэна, и голос Мелитты пригласил его войти.

Да, Мелитту ничто не могло бы вывести из себя, даже совершившееся убийство, потому что Мелитта и так жила в перманентном состоянии легкого и стоически переносимого расстройства. Она как будто принимала специальную микстуру, которая поддерживала постоянный уровень тревоги, придававшей ее голосу монотонность. Двадцать лет назад она была очень красива. И она была бы красива до сих пор, если бы не рыхлая полнота и неизменное выражение лица, все черты которого как будто опустились от неизбывной тоски, – создавалось ощущение, что на эту женщину что-то давит сверху, пригибая к земле.

Но этим утром веки у нее покраснели. Она сидела в глубоком кресле у стола, на котором оставалась не убранная после обильного завтрака посуда и стояла коробка шоколадных конфет. Между прочим, она редко прикасалась к шоколаду и сейчас сидела, выпрямившись, словно Сфинкс, и плотно прижав руки к подлокотникам кресла. Она была такая же, как всегда, если не считать легкой небрежности в одежде. Голос Мелитты тронул Кента, словно знакомый мотив; она не выказала при виде него ни малейшего удивления, а просто как ни в чем не