Расследования Екатерины Петровской и Ко. Том 1 - Татьяна Юрьевна Степанова

– Это не мы.

– Что же, по-вашему, могила сама собой вот так? – Случайно или намеренно капитан Белоручка спросила это совершенно особым тоном.

– Я не понимаю вас.

– Не понимаете? Там у нас задержанные сидят из числа ваших адептов. Уж не знаю, кто они – готы, сатанисты, оккультисты, а может, они в вас, Скорпион, верят как в своего мессию... Сотрудники наши побеседовали с ними... И опять же по вопросам веры – так вот для них все эти мертвецы ходячие, покойники восставшие, зомби – прямо как родные, не сомневаются они в их существовании...

– Это же подростки!

– Да нет, люди солидные, бородатые даже есть.

– Дураки.

– А вы были знакомы с Ларисой Белоусовой?

– С кем? Нет, я никогда не был с ней знаком.

– Но вы знали, что она там похоронена?

– Ничего я не знал, я понятия не имел, чьи там могилы, для нас должны были выкопать яму на кладбищенской земле, так положено... это же просто ритуал, перформанс такой, игра...

– Ах, для вас это просто игра. А цель какая же была в этой игре?

– Там разные цели. Для всех игроков – разные. Каждому – своя.

– Вы хотите сказать, что вы мошенническим путем обманывали тех, кто верил вам?

Кадош посмотрел на них. Он уже успокоился, и сейчас в его глазах была такая ненависть...

– А это обязательно – унижать меня? Сначала угрозой убийства, а теперь вот так?

– Кристина Величко какую цель имела в этой вашей «игре»?

– Это пусть она сама вам ответит.

– Ее убили сегодня ночью. На бульваре – так же, как и вашу приемную мать.

– Ее убили?

– Похоже, это для вас новость. Сядьте, в ногах правды нет, – Лиля указала ему на стул. – Так новость это для вас?

– Я... Послушайте, я этого не делал. Вы и тогда с матерью меня тоже... Я этого не делал. Я прошу... нет, требую присутствия на допросе моего адвоката.

– А я вам верю, что лично вы этого не делали, – сказала Лиля.

Кадош моргнул – он был явно сбит с толку.

– Кристина Величко была с вами днем в принадлежащем вам театре «Трагикомическая артель», где проходило прощание с вашей покойной матерью и... тем, вторым, то есть первым убитым на бульваре. По показаниям работников театра, вы вместе поехали в крематорий Донского монастыря, а что случилось потом?

– Она ушла... сбежала. Я хотел, чтобы мы весь этот день провели вместе. Она тоже этого хотела, мне так казалось. А потом там, на Донском... Она... Видимо, она передумала и ушла. Я попросил ее подождать меня в машине, а когда вернулся, ее там уже не было.

– Она была вашей любовницей?

Он не ответил.

– Она принадлежала к кругу ваших последователей?

– Нет... возможно, в будущем... Она просто панически боялась смерти.

– Боялась смерти? Ей кто-то угрожал?

– Мы случайно познакомились в моем кафе. Она рассказала мне историю: в Риме... она ездила в Рим на днях, и ее кто-то сильно напугал в катакомбах.

– В катакомбах?

– Они делали съемку для журнала мод. И там что-то произошло, она толком не поняла – сказала, свет погас и кто-то напал на русскую монахиню, молившуюся там у захоронения святого. Кристина испугалась.

– Она сказала вам, что видела нападавшего?

– Нет... она видела смерть... Это прошло мимо во тьме в нескольких шагах от нее.

– Что это?

В следственную комнату заглянул оперативник.

– Лиля Ивановна, вас просили прерваться, результаты экспертизы готовы.

ГЛАВА 39

ВИШНЕВЫЙ БУЛЬВАР

Когда они ушли, в следственную комнату вернулся конвой. Его отвели в камеру, и он остался один.

Скорпион поднял жало...

Дверь закрылась, звякнул засов, и она вошла...

Те нелепые, смешные, страшно модные босоножки-«гладиаторы» все еще были на ней, а ведь в морге... в морге при вскрытии покойников раздевают догола...

Она молчала, все так же молчала, как и тогда, в машине по дороге к Донскому крематорию. Но молчание уже не было знаком покорности, полного подчинения, в нем таилась угроза. И он это чувствовал.

Дверь камеры закрылась, звякнул засов...

Холодом повеяло...

И она вошла сквозь закрытую дверь...

Думал ли он о такой встрече там, в темноте под звездами, когда приносил свою жертву, когда яма полнилась свиной кровью...

Думал ли он об этом, там, в «Яме», полной ярких неоновых всполохов, когда поднял пистолет и выстрелил...

Темная челка падала ей на лоб, она двигалась как слепая, вытянув вперед руки... Он старался не смотреть на ее руки... Нет, не надо смотреть на них...

Босоножки-«гладиаторы»...

Юбчонка-мини, худые колени...

Тогда, в сумраке зрительного зала... того самого зрительного зала, похожего на расписную бонбоньерку, среди духоты и пыли траурных венков она в этих ее «гладиаторах» и короткой юбчонке показалась ему чертовски соблазнительной. Хрупкая, испуганная, удивленно таращившаяся на покойников, выставленных на сцене для последнего прощания...

О, ты теперь знаешь, как это бывает, когда кто-то возвращается...

И не ради этого ли тогда на кладбище ломалась вся та комедия с зарезанной хрюшкой?

Она протянула к нему руки – на правой целы только два пальца, и они шевелились, как щупальца, скрещиваясь, переплетаясь, складываясь в знак: ложь – правда, правда – ложь...

Она дотронулась до него – нет, нет, нет, тогда в сумраке зрительного зала это он, он, он, Скорпион, поднявший жало, коснулся ее...

Кристина...

Там, в сумраке зрительного зала под пристальными взглядами мертвых, на той белой аллее бутафорского вишневого сада, намалеванного на задниках, он обнял ее...

Мать, взгляни на нас – вот ты там, а я здесь, и эта женщина, эта юная, своенравная, умная, испуганная женщина со мной... Живая...

Мертвая...

Она протянула к нему руки. А он опустил свои руки ей на плечи. Смерть – это тайна, начало всех начал, открытая дверь... И каждая трагедия, каждый пережитый нами страх – это лишь часть общего миропорядка... Он что-то еще плел ей, задыхаясь от похоти, которую ощущал все острее и острее, как собственное жало внутри, расстегивая на ней блузку, раздвигая ее ноги, лаская руками бедра, живот... И ты узнаешь, сейчас ты узнаешь, поймешь, почувствуешь, что это не страшно...

Она вскрикнула и забилась в его руках, отчаянно сопротивляясь, прося, умоляя – нет, не здесь, не при них,