Расследования Екатерины Петровской и Ко. Том 2 - Татьяна Юрьевна Степанова

Солнце садится за реку, и на праздничную лужайку опускаются сумерки. Над шатрами включают иллюминацию, и светодиоды похожи на стаи светляков среди листвы.

Будь он там со своим оркестром, он бы взмахнул палочкой и отдал соло первой скрипке сыграть что-нибудь невообразимо нежное… вроде темы Шахерезады.

Что-то пронзительно прекрасное он сыграл бы для нее напоследок. Чтобы она не испугалась того, что грядет.

Что вот-вот принесет с собой яростный порыв ветра, сокрушающий все на своем пути – иллюзии, мечты, страсть… Срывающий эту глупую листву с этих глупых лип, рвущий тенты этих глупых шатров, сметающий в пыль, в прах всех этих глупых гостей…

Ох, страсть, зачем ты пришла, зачем взяла меня всего без остатка, страсть… Ведь я не просил. Мне до чертей своего хватало. Я еще не разобрался с тем, что имел, что сделал. А тут пришла страсть, любовь затянула меня в омут… В эти вот темные заводи под крутой берег.

Все началось и закончилось.

И вот теперь там – праздник, а тут… тут совсем другой одинокий берег. И река Симка, в которой так часто купались летом пацанами, как Стикс.

Оркестра, музыки явно не хватает. Мажорная тема давно ведь уже исчерпана. Сменилась минором.

Вот сейчас…

Глухой рокот барабана…

Вот сейчас, ну же…

Мишель Пархоменко оперся обеими руками о ствол осины, склонившейся над водой. Он весь обратился в слух. Что-то поднималось, росло внутри как волна, как печаль, как любовь, как ярость, как гнев. Все – в одном, и не понять ничего, только слушать… слышать эту музыку…

На том берегу на лужайке среди полосатых шатров и накрытых столов гуляли гости. Слышался громкий смех, из динамиков доносился голос Баскова.

И еще – шум ветра, прилетевшего порывом со стороны Электрогорска. Кто-то где-то кого-то окликает, зовет, и посуда бьется…

Да, посуда летит со стола и разбивается вдребезги…

И вдруг…

Истошный женский визг – он перекрыл собой все: смех, эстрадную песню, голоса подвыпивших гостей Адель Захаровны Архиповой.

Женщина визжала от ужаса. И словно хор ей вторили испуганные крики:

– ПОМОГИТЕ! СДЕЛАЙТЕ ЖЕ ЧТО-НИБУДЬ! ОНА МЕРТВА!

Глава 20

ТРАМВАЙ-ЖЕЛАНИЕ

То, что так настойчиво искал полковник Гущин на даче потерпевшего в Баковке, он там не нашел.

И вторая половина дня пошла своим чередом – раз приехали в район по нераскрытому убийству, значит, совещание и нагоняй. Электрогорское УВД после обеда затихло. Гущин заперся в актовом зале с сотрудниками местного розыска и прокуратуры.

Катя не любила совещания. Хотя там и можно узнать что-то новое, но уж больно атмосфера накаляется к концу при раздаче выволочек и ЦУ. Тем более по такому убийству, когда речь идет о хранителе оборонных секретов, когда с самого начала расследования военные наступают на пятки.

Электрогорск, город, о котором она думала все последнее время, ждал ее за стенами отдела полиции. И она решила встретиться с ним накоротке.

До окончания совещания уйма времени, многое можно успеть. Так подумала Катя, удаляясь по улице от здания УВД.

Мимо прогрохотал трамвай.

Самый обычный – голубой с белым, каких в Москве полно на площади Павелецкого вокзала. Но как же необычно смотрелся он на узкой улочке Электрогорска, двигаясь между старыми домами, едва не задевая за фасады и рекламные щиты.

«Остановка «Школа», следующая остановка – «Завод», – донеслось из трамвая. И Катя оглянулась – где же тут школа на этой улице?

Возле остановки – ларек с мороженым. Толстые сытые голуби дремлют на асфальте возле лужи. Трамвай пуст, и остановка пуста.

И Катя подумала с трепетом – вот, вот оно… Если раньше она ретиво и пылко охотилась за материалом, за сенсацией, с боем старалась получить хоть какие-то крупицы информации у всех этих бравых профи из убойного отдела, выбивала интервью, буквально проходу сыщикам не давала, плотно «садясь опергруппе на хвост», если ее интересовало какое-то убийство, то сейчас все иначе.

Нате вам, пожалуйста, на блюдце с каемкой – полковник Гущин сам (сам!!) звонит, предлагает поучаствовать в расследовании, берет с собой в район. С тех пор, как во время одного штурма с задержанием в сердце его попала пуля… в бронежилет, но ведь в сердце, точно в сердце угодил свинцовый комочек… старик Гущин разительно изменился.

Предоставляет ей полную информацию по происшествию и даже, кажется, ждет от нее каких-то идей, догадок, версий, чтобы сразу же их оспорить, но одновременно и подпереться ими, как костылями.

А что же она? Бойкий криминальный полицейский репортер, что же она? Она не хочет участвовать в этом расследовании? Откуда эта вялость и нерешительность? Она не желает знать, что случилось, кто убийца? Она не хочет об этом писать, потому что… потому что этот город… здесь в этом городе…

В городе Электрогорске, где когда-то умерли дети, отличная погода. Славный выдался денек и не менее приятный окажется вечер.

В городе Электрогорске не хочется участвовать в расследовании нового дела, где использовался яд.

Полвека прошло, но сказали же, предупредили тебя – город помнит все. У этих стен, у этих улиц, тихих дворов, крыш, голубей длинная память.

Это уже глубоко в генах города Электрогорска.

Такого славного, где ходит трамвай.

Трамвай – бело-голубой призрак, трамвай-желание, – звеня стеклами, стуча колесами подкатил к остановке, и Катя села в него.

Следующая остановка – «Завод».

С узкой улочки в центре города – на кривую, а потом в горку мимо квартала желтых пятиэтажек, мимо Дома культуры, а затем через площадь по проспекту к заводским корпусам, заводской проходной.

Новые корпуса и старые, обшитые пластиковыми панелями и закопченные многолетним дымом – такие разные, разделенные временем и прогрессом. Но составляющие единое целое – все то, чем жил и живет Электрогорск до сих пор.

У проходной трамвай «поехал на круг» – тут и конец маршрута, и начало начал. Сюда всегда сходились все пути.

Катя достала камеру из сумки, свою вечную репортерскую спутницу, и стала фотографировать виды города Электрогорска.

Вообще, кто тебе сказал, что в таких городах всегда что-то происходит? Ты придумала это сама? Или тебе так кажется? Твоя интуиция, но ее у тебя нет.

Катя делала снимки.

Завод… какая огромная территория.

И все пусто. Ни производства, ни персонала.

А там какие-то руины.

Она встала с места и подошла к кабине водителя.

– Простите, а что у вас там? Что-то ломают?

– Это бывший гальванический цех, то, что от него осталось. Лет тридцать