Мертвая цепочка - Николай Иванович Леонов

мой действительно вор. Он уже во всем сознался, пишет признательные показания, очень расстрела боится. Показал на меня как на соучастника, хотя я понятия не имел, что он возит в багажнике, какие коробки… Но ты же понимаешь, что я ничего не смогу доказать, у них все красиво складывается, почти банда мы с председателем. А за раскрытие — звездочки, звания и банкеты.

Марфа зажала рот кулаками, крупные слезы ручьем текли по ее лицу.

— Никиш, не говори так… Почему ты не выйдешь? Тебе много не дадут, я всю деревню соберу, наши дадут показания, что ты не вор… Никиш!

— Тихо, Марфуш, иди сюда, ко мне. Знать, судьба такая… Не уйдешь от нее. Как будет, так будет. Я чужую вину на себя брать не стану, но и побои больше не вынесу. Ты прости. Береги Ваню с Дуняшкой, у соседки бабы Вали в сундуке лежит конверт, там деньги. Я как чувствовал, на свою сберкнижку не стал откладывать, привычка мужицкая. Там много, я на новый дом семь лет откладывал. Баба Валя все отдаст, не переживай. А насчет всей деревни… У всех дети малые, родители старые, все жить хотят. Никто не пойдет против системы, и я их понимаю. Себя не жалко, но как семью под нож отправишь?

— Свидание окончено!

Марфа и Никифор посмотрели друг другу в глаза и… все. Утром ей сообщили, что ее муж скончался от сердечного приступа. Тело не выдавали неделю, а когда все-таки отдали, стало ясно почему. На Никифоре не было живого места, очевидно, что его просто забили до смерти. Хоронила отца Ивана и Дуняши вся деревня. Стоял октябрь, и земля еще не была мерзлой, Никифор обрел последнее пристанище рядом с отцом и матерью, которые тоже были похоронены на сельском погосте. Марфа почернела от горя, но держалась. Вскоре ей прислали официальное письмо, что, дескать, вышла ошибка, бывает.

В советской милиции тоже люди работают, и человеческий фактор никто не отменял. С Никифора Ильича сняли все обвинения, председатель отправился валить лес на пять лет — за него попросили «сверху». Понятно же, что ковры и люстры коробками он не один в свою «кирпичную избу» возил. Ее, кстати, семейству оставили, не конфисковали. Однако жену деревенские мужики предупредили, чтобы забирала детей — у председателя росли три дочери, продавала дом и уезжала от греха из Котенкина. А то не ровен час загорится их кирпичный замок вместе с домочадцами… Она понимала, что сожгли бы сразу, но пожалели детей, да и она вроде не при делах была. Хотя, конечно, не могла не понимать, что богатство их не на огороде выросло. Будучи умной женщиной, жена председателя так и сделала, и больше ее в этих краях никто никогда не видел.

В декабре 1979-го Союз ввел войска в Афганистан, а весной Иван получил повестку. Ему как раз в марте исполнилось 18. Деньги Марфа действительно нашла в сундуке у соседки. Баба Валя, несмотря на свои восемьдесят лет, находилась в здравом уме и отличной памяти. Часть накоплений истратили на похороны, поминки и отложили на памятник. Остальное Марфа прибрала. Она сильно сдала за эти полгода, но старалась отвлечься работой, в том числе и по дому. Зимой, правда, в огороде делать было нечего, но она увлеклась вязанием. Съездила в город, купила ниток и крючки, это помогало. Дуняша оканчивала пятый класс, они проводили Ваню и стали ждать от него писем. Он вернулся живым, хотя и отлежал в военном госпитале полгода после ранения. Мать вздохнула с облегчением:

— Ну вот, можно и к Никишеньке собираться…

— Мама, ты о чем? Тебе и сорока пяти еще нет, куда ты собралась? Не ты веревочку подвешивала, не тебе обрезать. Разве отец туда собирался? Он любил жизнь и тебя любил, Дуня только-только заневестилась, ей нужно десятилетку окончить, в институт поступить! Чтобы я не слышал этого больше! Ты просто не имеешь права так говорить!

— Конечно, сыночек, прости, это я так. Сон дурной видела.

Через неделю Марфа Петровна слегла с температурой, ближе к двенадцати ночи градусник нагрелся до 39,8. Иван вызвал Раису Васильевну — фельдшера из деревенского медпункта. Она послушала мать и очень серьезно сказала:

— Выйдем, поговорить нужно. Ваня, у мамы двусторонняя пневмония, ее в больницу нужно, причем срочно. Мы сами не справимся. Я сейчас, конечно, литичку поставлю — это собьет температуру, но ей нужно колоть антибиотики каждые четыре часа.

— Я сейчас найду машину!

— Где ты ее найдешь ночью, милый! Погоди, я попытаюсь связаться с райцентром, со «Скорой», может, пришлют… Ехать будут, правда, часа три, но ведь приедут. Ты пока уксус с водой разбавь, как на пельмени, будем обтирать.

Дуняшка сидела рядом с мамой, держала ее за горячую руку и тихонько вытирала слезы. Марфа бредила, говорила сама с собой, звала Никифора.

— Ванечка, а мама умрет? Как папа?

— Евдокия, прекрати немедленно! Нет, конечно!

Раисе удалось дозвониться до райцентра, и «Скорая» добралась до дома Вяземцевых без приключений всего лишь за два часа. Марфу увезли, сделав укол антибиотика и жаропонижающего, но она в себя так и не пришла. Через семь дней ее не стало, Марфа впала в кому и не вышла из нее. Иван и Дуня похоронили мать рядом с отцом, заколотили дом и уехали в Красноярск, попросив присматривать за могилами правнучку бабы Вали. Иван официально оформил опеку на сестру как единственный родственник. Денег, оставленных отцом, хватило на покупку маленького домика. Младшие Вяземцевы не были избалованы удобствами благоустроенного жилья, так что печка, дрова, баня, огород — все это было родная и с детства освоенная территория жизни.

Иван подал документы на юрфак и сразу поступил, поскольку отслужил, да еще в «горячей точке». Да и дураком он не был. Выбор тоже был неслучайным. То, что произошло с его отцом, навсегда ранило его душу и сердце. Он не поверил ни в какую ошибку следствия, понимая, что, забив отца до смерти, следователи испугались и просто прикрыли себе свои преступные задницы, якобы оправдав Никифора Ильича. Он ведь и так ни в чем не был виноват. Иван решил, что если в органах будет как можно больше таких милиционеров, как он сам, то ситуация в стране рано или поздно начнет меняться. Пусть не сразу, пусть очень медленно, но начнет. Иначе какой смысл вообще что-то менять, стараться, мечтать, вступать в борьбу со злом?

Дунечку он записал в школу, которая находилась недалеко от купленного ими домика. Класс оказался хорошим, откровенных говнюков и хулиганов в нем не было. Да и в середине 80-х такой ситуации в плане буллинга, троллиннга и