Загадка Катилины - Стивен Сейлор

Мы мельком встречались десять лет тому назад, но еще со времен скандала с весталками у меня не было с ним ничего общего, я почти не видел его, даже когда он посещал Форум во время предвыборной кампании и ходил по улицам со своей свитой (римские политики нещадно преследуют честных граждан в лавках, тавернах, даже в публичных домах и выпрашивают у них голоса; единственный способ избежать их преследования — быстро бежать в противоположном направлении).

Встреча с Катилиной пробудила во мне впечатления от прежней встречи, и я живо вспомнил, как он тогда выглядел — человек, которому пошел четвертый десяток, с черными волосами и бородой (более консервативной формы, нежели теперь), с гармоничными чертами лица, так что его можно было назвать не просто красивым, а прекрасным. Он был в высшей степени привлекателен, в нем просвечивало таинственное очарование, выражавшееся в блеске глаз и улыбке, то и дело появлявшейся на его устах.

Время и людская суета пощадили его, как обычно говорят о вине и о женщинах; сохранился он хорошо. В уголках глаз и рта затаились морщины, но они были из того рода черточек, что появляются от чрезмерной улыбчивости, придавая лицу очаровательную мягкость. Но вместе с тем человек он был довольно жесткий.

Неудивительно, что многим он не нравился с первой же встречи.

— Гордиан, — сказал он, сжимая мою руку. — Сколько лет прошло. Помнишь ли ты наши встречи?

— Как же не помнить?

— Марк Целий мне так и сказал. Тогда, если все в порядке, ничего, что я приехал к тебе немного погостить?

— Да, конечно, — сказал я. Если от Катилины не ускользнуло легкое сомнение в моем голосе, то он предпочел сделать вид, что не заметил его.

— Марк Целий меня в этом уверил. Мне нужно что-то вроде убежища, где можно отдохнуть время от времени от мирской суеты, и Целий подсказал мне это место. Очень мило с твоей стороны предложить мне свое поместье.

До меня дошло, что он до сих пор держит меня за руку. Его рукопожатие было таким естественным и успокаивающим, что я даже не замечал его. Я слегка отодвинулся. Катилина отпустил мою руку, но продолжал смотреть мне прямо в глаза, как будто не хотел отпускать от себя.

— Это Тонгилий, — указал он на своего спутника, молодого человека атлетического телосложения, с волнистыми коричневыми волосами, массивной челюстью и гладко выбритым подбородком.

Я подумал, уж не передается ли очарование Катилины, как болезнь, другим людям, так как у Тонгилия были блестящие зеленые глаза и располагающая улыбка. Он кивнул и сказал глубоким голосом:

— Рад чести познакомиться со старым приятелем Катилины.

Я, в свою очередь, тоже кивнул. Потом мы некоторое время посидели молча на наших лошадях. Мне следовало как-то по-хозяйски приободрить и поприветствовать их, пусть даже натянуто, но никакие слова мне на ум не приходили. Вот и случилось то, о чем говорил Марк Целий.

Я опасался этого мгновения, пытался предотвратить его, пытался уклониться от ответственности, но теперь, когда все уже было позади, я почувствовал какое-то разочарование и пустоту. Рядом со мной находился Катилина, и я в этом не находил ничего страшного. Напротив, с ним стадо даже как-то спокойнее, и тревожился я только об одном — неужели я так отупел, что не могу чувствовать даже совсем близкую опасность.

Первым заговорил Катилина:

— А кто вон тот всадник за тобой — твой сын?

Я оглянулся и увидел приближавшегося к нам Метона. Он скакал с севера, со стороны стены; должно быть, его сменил Арат, и теперь ему уже не нужно было следить за рабами.

— Да, это мой младший сын, Метон.

Вспомнив о своих детях, я все-таки почувствовал некое волнение, доказывающее, что я не окончательно потерял разум.

— Метон, у нас гости. Это — Луций Сергий Катилина. А это — его товарищ, Тонгилий.

Метон подъехал поближе, изобразив на лице неловкую улыбку. Встреча с такими известными людьми смутила его. Катилина протянул руку, и Метон пожал ее. Слишком охотно, как я заметил. И вдруг он прошептал:

— А вы и в самом деле спали с весталкой?

Моя челюсть так и отвисла.

— Метон!

Катилина запрокинул голову и так громко рассмеялся, что моя лошадь беспокойно фыркнула. Тонгилий смеялся с закрытым ртом. Метон покраснел, но видно было, что его скорее гложет любопытство, нежели смущение. Я вытер пот со лба и тихо простонал.

— Ну, — сказал Катилина, — теперь я знаю, какими историями позабавить вас после обеда!

Он опять протянул руку и взъерошил волосы Метона. Тому, казалось, понравился этот жест.

Я надеялся, что Катилине не понравится, как у нас готовят, и он уедет. Но Конгрион не оправдал моих ожиданий. В этот вечер он превзошел самого себя. И попросила его об этом Вифания. О незнакомцах она всегда судила по внешнему виду, и ей очень понравилось, как выглядят Катилина и Тонгилий. Мы превосходно пообедали тушеной свининой с бобами и фасолью.

После того как мы поели, я приказал рабам вынести подушки в атрий, но Вифания не захотела присоединиться к нам. С тех пор как я женился на ней, она не забывала о том, что она свободная женщина, но не следовала при этом примеру римских матрон и не беседовала с незнакомыми людьми после обеда, пусть даже и в присутствии своей семьи. Диану она забрала с собой. Метон остался. Его присутствие смущало меня, но я не мог так просто запретить ему сидеть с нами. Ведь ему, в конце концов, обещали рассказать историю.

— Превосходное угощение! — сказал Катилина. — Еще раз благодарю вас за то, как вы меня принимаете.

— Признаюсь, что поначалу я сомневался, стоит ли мне принимать тебя в своем доме, Катилина.

Я говорил медленно и четко.

— Ты из тех людей, в которых чувствуется противоречие, а я сейчас достиг такой точки в жизненном пути, когда мне менее всего хочется встречаться с противоречиями и неразрешенными проблемами; скорее, наоборот. Но Марк Целий постарался убедить меня… очень даже постарался.

— Да, ему удается убеждать других людей, он человек талантливый и напористый.

В голосе Катилины не было ни малейшего намека на иронию, и глаза его сверкали по-прежнему добродушно.

— Да, он красноречив. И он также знает, что смелый жест убеждает сильнее всяких слов.

Катилина кивнул. И опять ничего в его виде не показало, что он догадывается о скрытом смысле моей реплики.

— Тебе, кажется, нравятся загадки.

Катилина улыбнулся. Тонгилий рассмеялся. Они обменялись многозначительными взглядами.

— Приходится признать, — сказал Катилина.

— Это его единственная слабость, — сказал Тонгилий. — Или, по крайней мере, он так любит говорить. Это ведь тоже своего рода шутка — человек, которого обвиняют во многих грехах, признается, что его главный грех — играть словами и задавать загадки.