Четыре степени жестокости - Кит Холлиэн

Жизнь без работы всегда казалась мне недостаточно полной, но временами вынужденное бездействие и отсутствие каких-либо интересов обнажали зияющую пустоту в моей душе. Выходные прошли непродуктивно и оказались бедны на события, поэтому на работу я возвращалась совершенно подавленной. Я так расстроилась из-за репортажа о Кроули, что никак не могла заставить себя сделать что-то полезное. После Рождества я планировала каждое утро заниматься йогой, но сила воли вытекала из меня, как вода из чайного пакетика. Лишь известие о том, что Маккея перевели из палаты интенсивной терапии, немного взбодрило.

Я оставила машину на парковке перед больницей и заметила стоящий неподалеку навороченный внедорожник Баумарда. Другие автомобили также показались мне знакомыми. Наши ребята решили нанести Маккею коллективный визит. Когда я зашла в кардиологическое отделение, то увидела в коридоре Баумарда. С ним было еще три офицера, только что освободившихся после ночного дежурства. Меня всегда восхищала их выносливость. Казалось, их жизнь была такой простой: они работали, дрались, жаловались, страдали, праздновали, ели, пили и обсуждали работу. Я хотела узнать, что они думают по поводу выступления смотрителя в новостях, видели они его или нет, но решила, что эта тема подобна радиации — слишком опасна, чтобы затрагивать ее. Поэтому я просто спросила о самочувствии Маккея. Баумард пожал плечами.

— У него все хорошо. Но ему нужно завязывать с выпивкой и куревом. Короче говоря, он теперь ходячий мертвец.

Я была слишком расстроена, чтобы отреагировать на его шутку. Осмотревшись по сторонам, я увидела Рея Маккея в больничной пижаме и кислородной маске на лице. Он лежал, вытянув руки, тихий и неподвижный, как выброшенный на берег кит. Олтон — молодой надзиратель — стоял в изножье кровати и разговаривал скорее с висящим на стене телевизором, чем с Маккеем. Олтон заметил, что я смотрю на них, и решил использовать мой приход, чтобы поскорее попрощаться с больным. Уходя, он два раза стукнул пальцами по матрасу, выражая таким образом свою поддержку. Он вышел из палаты и, не скрывая облегчения и благодарности, кивком показал, что я могу занять его место.

Мне хотелось плакать. Но когда Рей увидел меня, уголки его губ поползли вверх. Тяжело дыша, он спросил, как у меня дела. Затем опустил кислородную маску на подбородок. Я забеспокоилась, но он сказал:

— Надену, когда смогу спокойно посмотреть телевизор. — Его голос был не таким слабым, как я опасалась.

Старый мерзавец. Он никогда не теряет чувства юмора. Я тоже решила пошутить:

— Чем занимаешься? Пытаешься достать телефон? — Эта шутка казалась мне плоской, но Маккей улыбнулся и вытянул руку, велев мне замолчать.

Что можно сказать старику, лежащему на больничной койке? Я собиралась задать ему обычные, ничего не значащие вопросы: почему он отлынивает от работы, нравится ли ему желе, которым ею кормят три раза в день. Потом сказала бы, что он прекрасно выглядит, и придумала еще какие-нибудь стандартные фразы, которые мы произносим во время визитов в больницу, испытывая при этом неловкость и стеснение. Однако Маккей захотел выслушать историю о Кроули.

Я кивнула. Хотя не собиралась рассказывать. Не хотела, чтобы он забивал себе голову этой историей.

— Ты слышал, что говорили ребята? — спросила я. — Будто он повесился в камере.

Маккей словно не слышал меня.

— В прежние времена это было отличное местечко. — Он говорил медленно и тяжело дышал. — Когда мы отправляли туда очередного зэка, у нас был настоящий праздник. Вечеринка с фуршетом. Главное, найти подходящего зэка и соответствующий повод — и развлекуха тебе гарантирована.

Я ничего не сказала. Он дотронулся до пластикового браслета на толстом запястье своей левой руки и с трудом подергал его, словно этот предмет раздражал его.

— Зэки ненавидели это место. Оно их пугало. Самым страшным для них было одиночество. Оно приводило их в исступление. Вам, новеньким, — он поднял руку с прикрепленным к ней проводком от капельницы и медленно и шутливо пригрозил пальцем, — этого не понять. Но знаешь ли, все боятся одиночества.

Я думала, как ответить, чтобы избавиться от своих опасений.

— Вероятно, кто-то решил восстановить традицию.

— Наша надзирательская братия — мастера на всякие проделки.

Его голос слабел. Он потянулся за маской, но так медленно, что мне захотелось помочь ему. Когда он снова надел маску, я увидела, как ее тонкая оболочка стала раздуваться и быстро наполнилась паром.

Мне хотелось спросить: «Рей, кто это сделал?» — но одновременно я желала знать, был ли он в этом замешан. Я вцепилась в перекладину кровати и посмотрела на него. Его глаза казались совсем маленькими, а взгляд каким-то отстраненным. Я не знала, что делать: уйти или посидеть с ним еще немного. Затем вспомнила о книге.

— Вот, принесла тебе кое-что. — Я вытащила из сумки книжку в мягкой обложке. Это был роман «Убить пересмешника», который я хранила еще со школьных времен.

Я положила ее на столик рядом с пультом. В книге так много говорилось о несправедливости и проблемах нравственности, что в данных обстоятельствах она казалась абсолютно неуместной. Как будто с ее помощью я хотела предъявить Маккею обвинение.