Крик полуночной цикады - Ольга Михайлова

половине. Но в доме живёт девочка из младшей ветви рода Лу — Лу Синь. Она прислуживает за трапезами. Явная дурочка. Так вот, она утверждает, но ночью видела покойного господина Лу Гуана, шедшего в покои своего сына, господина Лу Аня. Глупо, конечно, хотя молодая госпожа Лу Юньшэнь утверждает, что Лу Синь — никакая не дурочка и с головой у неё всё в порядке.

— Но это, разумеется, просто бредни испуганных женщин. Однако кто мог совершить подобное? Ведь в спальне господина Лу Аня всё в крови, однако ни на одном из членов семьи не было ни следов крови, ни даже крохотной царапины! В итоге в доме, готовящемся к одним похоронам, оказалось два покойника!

Этого мало. Вы все знаете, как прочны гробы. Для их изготовления используют дерево циньша, оно очень тяжёлое и стенки гроба господина Лу были трёх цуней толщины, они были покрыты несколькими слоями красного лака и украшены золотыми цветами. И вот в эту же ночь гроб весь пошёл трещинами!

Сю Бань оторопело смотрел на канцлера, следователи переглядывались. Что? Как это возможно? Чень Сюаньжень слушал с тем же живым интересом, с каким обычно читал список блюд на постоялых дворах, а Ван Шэн меланхолично смотрел на дымящиеся в жаровне угли.

Юань Цаньяо продолжал рассказ.

Как и принято, семья покойного облачилась в траур лишь через три дня после смерти главы рода, поскольку ей вменялось в обязанность по меньшей мере в течение нескольких дней надеяться на воскресение. Но теперь в доме воцарился не просто траур, а ужас. Прибыли братья покойного господина Лу Гуана, все были просто ошеломлены свалившейся на род бедой. Привезли ещё один гроб, и гробы с телами двух покойников поставили на козлах рядом с алтарем предков. Зажгли поминальные лампы, чтобы они давали свет тем душам, которые оставались в мёртвом теле. Чтобы лампы могли гореть днём и ночью, в них усердно подливал масла внук господина Лу Гуана Лу Дань. Установив в зале гробы и лампы, родственники выстроились по обеим сторонам и со слезами и стенаниями поклонились духам умерших, потом вышли на улицу и горестно голосили.

— При этом, как вы знаете, крайне предосудительно в период траура бывать в театрах или слушать музыку, однако во дворе почему-то постоянно звучал цинь. И пока женщины облачались в траур, надевали на мебель покрывала, снимали картины, закрывали листами белой бумаги фрески и писали письма всем родственникам и друзьям покойного, сообщая о его смерти, музыка не умолкала. Но кто играл? Все домочадцы были на виду. При этом домочадцы, что скрывать, высказывали пакостные подозрения, что расправился с господином Лу Анем никто иной, как его сынок Лу Дань, чтобы прибрать к рукам имущаство семьи и стать главой рода.

Юань Цаньяо тяжело вздохнул.

— И тут, когда все были во дворе, от гробов раздался крик. Все кинулись туда, что же предстало перед их глазами? Молодой господин Лу Дань был мёртв! Кто-то плеснул ему в глаза расплавленным маслом поминальных лампад и залил его в горло несчастному!

Сю Бань побледнел, как полотно, следователи снова изумленно переглянулись, Чень Сюаньжень почесал за ухом и поправил шпильку в волосах, а Ван Шэн, прикрыв рот веером, осторожно зевнул.

— У меня осталось письмо, отправленное сыном и внуком Лу Гуана. Вот оно. «Грехи мои многочисленны и мерзки, и я достоин смерти, однако мою жизнь пощадили. Боги наказали меня, отняв жизнь у моего отца. Он умер в 15-й день 1-го месяца в большом зале своего дома. Ныне же с почтением, убитый скорбью, я сообщаю вам о горестном бедствии. Лу Ань и Лу Дань, проливающие кровавые слёзы и скорбно склоняющие головы к земле». И подумать только, теперь род Лу прервался!

Чень Сюаньжень скосил глаза на письмо и заметил в углу иероглифы «слезы текут и головы склоняются». Такие письма разносили в сумерках, просто бросая в дверь прихожей, потому что видеть у дверей человека в трауре — было плохой приметой. Все, получившие письма, немедленно отправляли в дом покойного деньги, которые тратились на благовония, свечи и жертвоприношения душе усопшего.

— Что теперь делать? — Юань вздохнул так, что мог бы растрогать камень. — Я подозреваю Лу Юншэнь. Теперь жена господина Лу Аня и она остались наследницами всего имущества. Если супруга Лу Аня родит мальчика, то наследником станет он, но если в утробе девочка… К тому же послезавтра император прибудет в дом Лу Гуана, уже собраны множество буддийских священнослужителей помолиться, возведены семь жертвенников, начнутся службы за упокой души умерших. Но что если убийца в доме покусится на священную особу Сына Неба? Что делать?

К концу печальной речи канцлера оказалось, что ряды следователей, окружавших его, заметно поредели. Там сидели теперь только Сю Бань, Ли Женьцы, Чень Сюаньжень и Ван Шэн. Однако Сю и Ли вскоре отошли, чтобы подготовить трапезу для почётного гостя.

— Господин Юань, а я могу задать вам один вопрос, — тихо обратился к канцлеру Чень Сюаньжень. — Скажите, кто оценивал мою экзаменационную работу?

Юань Цаньяо поднял на него внимательные глаза.

— Я.

— И вы не заметили ошибки в моей работе?

Юань Цаньяо усмехнулся.

— В иероглифе 通 вы не довели до конца нижнюю черту. Я исправил эту ошибку.

— А зачем? — подлинно опешил Чень Сюаньжень.

— Хотел, чтобы вы работали на меня в Ханьлинь.

— А в работе Ван Шэна вам понравилась каллиграфия эпохи Цинь?

— Да, я и его хотел прибрать к рукам. Жаль, не вышло.

Чень Сюаньжень усмехнулся и кивнул.

— Но вы же сами говорили, что вам нужны не таланты, а исполнители.

— Не мне, — покачал головой Юань Цаньяо, — Империи. А мне как раз нужны таланты. И жаль, что вас получил Сю Бань, с учётом, что он и пальцем для этого не шевельнул!

Сюаньжень и Шэн переглянулись. Юань Цаньяо действительно шевельнул пальцем, точнее, кистью, чтобы помочь им. И это именно он отобрал лучшие работы. Сюаньжень лучезарно улыбнулся канцлеру.

— Ладно, после трапезы мы готовы поехать в дом Лу Гуана и разобраться в этом деле. Но попросите у Сю Баня только нас двоих.

Глаза Юань Цаньяо сверкнули.

— Вы точно готовы помочь?

— С нашей стороны было бы неблагодарностью отказать вам в помощи. Мой друг Ван Шэн прекрасно разбирается в подобных делах, ну а я буду у него на подхвате.

Про себя Сюаньжень подумал, что в канцлере Юань Цаньяо есть что-то странное, совсем уж особенное, и это притом, что ни оборотнем, ни лисой, ни духом тот не был.

Как бы то ни было,