Искатель, 2003 №4 - Станислав Васильевич Родионов

Чадовича найти пару бомжей, с которыми Василий Акимович жил? Обременять лейтенанта новой работой неудобно, поскольку он занят розыском девицы с акульими зубами.

— Гужова, друзей его знали?

— Все бомжи микрорайона.

— А не видели хорошо одетого, симпатичного, даже солидного с бородкой и с усиками?

— Где видела?

— Может быть, к вам заходил…

— Да какой порядочный пойдет в нашу квартиру, где обои висят клочьями?

Звонил телефон. Пора. Долго помалкивал. Рябинин снял трубку с некоторым облегчением. Уж больно тягостно разговаривать с этой женщиной. Обои висят клочьями… Если муж не приходит, то кто их дерет? Дети? И почему бы не подклеить?

— Да, — спросил он трубку.

— Сергей, твои подозрения оправдались, — сообщил майор Леденцов. — Труп не Гужова.

— Как установил?

— Сделали дактилоскопию трупа. Гужов же сидел, «пальчики» его хранятся. А это труп неизвестного гражданина. Теперь новая морока — кто он?

— Боря, у меня другая морока. Это же надо взять труп, скорее всего, из морга, привезти на дорогу и положить ему в карман паспорт Гужова. Кто-то очень хочет, чтобы Гужова мы числили в покойниках.

— А мы не будем.

И, чтобы подтвердить майорскую мысль, Рябинин уведомил женщину:

— Опознание отменяется, ваш муж живехонек.

— Солнце ходит по кругу, — философски вздохнула женщина и пошла из кабинета.

33

Ходить к коллекционеру Челнок не любил, но тому что-то понадобилось, и Голливуд послал…

Альберт Витальевич ел дыню, работая ножом. Не нож, а сущий клинок: длинный, узкий, с ледяным блеском, не потеплевший от текущего по нему сока. Гостю не предлагал, зная, что всем овощам и фруктам тот предпочитает спиртное. Спросил он как бы невзначай, не надеясь на приятный ответ:

— Как мумия?

— Это не скрипку взять, — обиделся Челнок и ввернул поговорку, полагая к месту: — бери не то, что в руки бежит, а бери то, к чему душа лежит.

Коллекционер пожевал толстыми тубами понимающе: к мумии душа у ребят не лежала. Но все это лирика, поэтому спросил настойчивее:

— Ну, а по существу?

— У Голливуда есть идея.

— Какая?

— Не говорит.

Коллекционер зыркнул глазами, но нажимать не стал. С одной стороны, вдаваться в технику приобретения раритетов он не хотел; с другой стороны, пускать это дело на самотек тоже опасно. Перетянула здравая мысль, что удобнее всего оставаться покупателем.

Дыня истекала соком. Коллекционер объяснил:

— Этот сорт так и называется — водяной.

— Альберт Витальевич, иметь дело с мумиями — это не тыкву резать.

— А что такое?

— Самолет, который вез мумию, упал в море.

Коллекционер размашистым ударом отсек ломтик — тонкий, как сыр в буфете. Он и цвета был сырного и казался почти прозрачным, вроде желтовато-мутного стекла. Коллекционеру ничего не осталось, как глянуть сквозь него на солнце, лучом шмыгнувшего в кухню.

— Сортов много. Есть дыни медвяные, как мед, значит.

Коллекционер сыроподобный ломтик съел. Тонкость среза пошла во вред — сок вытек, и дыня показалась суховато-бумажной. Следующий ломоть вышел солидным, даже пузатым, для еды неудобным, отчего пришлось его членить на мелкие поперечные куски.

— Василий, есть дыни банановые.

Челнок сидел, как свежезасушенная мумия. На кой хрен Витальич его призвал? Смотреть, как он дыни жрет? Хотя бы гостю плеснул чего в рюмку. Или пивка. Но коллекционер резал: у него опять вышел ломтик тонкий, серповидный, с зеленоватым ободком вдоль корки.

— Но дыни мочегонны, — сообщил Витальич.

— Есть же туалет…

— А на улице? Хотел угостить тебя сухим вином, так ведь ты же поедешь на автобусе, где нет туалетов.

— В парадную бы заскочил…

Но коллекционер его замечание пропустил мимо ушей, взявшись за дыню, половина которой была уже им съедена, несмотря на мочегонность. Челноку захотелось сообщить, что дыня еще и слабит. Не успел: Витальич вонзил свой кинжаловидный нож и грубо откромсал очередную порцию.

— Василий, а ведь есть и мускатная дыня.

— Альберт Витальич, из всех сортов дынь я уважаю только соленые огурцы.

— Да, с пьянством в России беда. Только подумать: на Валааме, где население не насчитывает и тысячи человек, есть вытрезвитель. А ведь святое место.

Урчание кранов, шаги над головой, шум закипавшего чайника — все заглушалось чавканьем. Хозяин ел дыню. Его желтоватое лицо порозовело, и казалось, что кусок дыни тоже от этого жара розовеет.

— Василий, но я люблю канталупки.

— Я не против, а зачем меня призвали?

Коллекционер встал, поднял тарелку с корками и выпростал их в раковину с такой силой, что жидкая мякоть брызнула на стену. Вымыл руки, тщательно вытер, сел, сложил руки на вздутом животе и, само собой, превратился в недоваренную пельменину.

— Василий, ты кого больше любишь: собак или кошек?

— Кошек. Но не потому, что не люблю собак, а потому, что люди собак любят сильнее.

— Добудете вы мумию, привезу ее заказчику, открою саркофаг…

— Чего откроете?

— Надеюсь, мумию привезете не в трех чемоданах, как расчлененку? И не в сундуке?

— Само собой, не на базаре…

— Открою я саркофаг. И кто оттуда должен выскочить?

Челнок молчал ошарашенно. Не переел ли Витальич дынь? Мумию Челнок в музее видел; ей нипочем не выскочить. Но коллекционер ждал ответа.

— Василий, вспомни: кого при похоронах клали рядом с умершим фараоном?

— A-а, из саркофага должна выскочить евонная супружница.

Альберт Витальевич не улыбнулся и не засмеялся — он фыркнул. Челнок смущенно заерзал, но так и не мог вспомнить, кого еще хоронили с фараонами. Когда коллекционер встал, показывая, что беседа с дураком окончена, Челнок вспомнил:

— Лошадь!

И сам испугался своего предположения: вдруг заставит Витальич достать еще и мумию лошади.

— Кошка, Челнок. В саркофаг клали кошку!

— Так мне чего?..

— Принести сюда красивую черную кошку.

34

Люди думают, что если уголовный розыск, то погони, схватки, пальба… Название должно оправдываться. Но найти свидетеля, съездить за характеристикой, слетать за актом вскрытия, опечатать квартиру, вытащить из мусорных бачков куски трупа — это все тоже уголовный розыск.

Чадович искал некую Олю, унесшую зубы акулы. Казалось бы, чего проще, если есть ее паспорт? Но она в институт не зачислялась, в общежитии не жила и нигде не прописывалась. Временно пребывала у разных подружек.

Лейтенант начал со звонка родителям в Самару: нет, не приехала. Значит, болталась здесь, в городе, все у тех же подружек. Как она обходится без паспорта?

Чадович посетил деканат и вообще побродил по театральному институту. После прокуренных кабинетов криминальной милиции ему казалось, что попал в цветник. Красивые девушки, рафинированные юноши, аромат духов… Ни мата, ни водочного духа.

Девицы поглядывали на него с лукавым интересом, ребята с почтительностью. Он знал почему: высокий, голубоглазый, со светлыми кудрями до плеч —