Искатель, 1996 №3 - Игорь Данилович Козлов

колее, прощелкали концы бревен, и то, что совсем недавно было мяукающей жизнью, застыло лепешкой из серо-красных ромбиков. Лешка гадливо плюнул в нее, отвернулся.

— Тьху-тьху-тьху — три раза не моя зараза! — суеверно про-плевался Гилевич.

Алексей глянул на него презрительно, предложил:

— Айда в школу.

В актовом зале сидели десятка три школьников и пятеро учителей. Друзья устроились в заднем ряду. Они без особого интереса смотрели, как на сцене Смирнова, одетая в белое платье и белый кружевной кокошник, изображала Снегурочку, а Мухомор, наряженный в натянутый поверх бараньего тулупа красный чехол, был Дедом Морозом. От его длинной ватной бороды то и дело отлетали белые клочки, ее могло не хватить до конца представления. Действие шло вяло, малышня часто забывала стихи и надолго замолкала.

— Двинули отсюда, — приказал Лешка.

— Может, у кого курево есть? — подкинул Тюхнин.

Алексей внимательно смотрел зал.

— Вовка, мы в туалете будем, а ты приведи Димку Титова.

В туалете Порфиров уселся на подоконник, валенки пятками вклинил между верхними ребрами радиатора. Тюхнин примостился рядом, а Гилевич стоял напротив, позади Титова.

— Закурить есть? — по появившейся в последнее время привычке с трудом переплевывая слова через губу, спросил Алексей.

Димка долго шмыгал носом, точно собирался заплакать, но никак не мог наскрести слез.

— Нету.

— А деньги?

На этот раз шмыганье продолжалось дольше.

— Тоже нет.

Порфиров кивнул Гилевичу. Вовка двинул Титова в спину, затем похлопал по карманам. Предательски звякнули монеты.

— Ты кому врешь, сопля?!

— Я забыл, это мамка дала, чтоб хлеб купил, а своих у меня нет…

Объяснение не помогло. Деньги оказались в руке Гилевича, проплыли мимо носа хозяина в карман фуфайки Порфирова.

— И у Ваньки Крохи есть деньги, много, — скороговоркой заложил Титов, — а у Дудина пачка сигарет.

— Веди их сюда. Вовка, пойди с ним, чтоб не удрали.

Кроха не отдавал деньги, пока Гилевич не врезал ему по почке. Удар был слабый, а гримасу Кроха скорчил, будто прийти. Добавь.

Вовка добросовестно исполнил приказ. Теперь гримаса соответствовала боли, и сопротивления не было. Деньги, чуть больше рубля, погрели руки Гилевичу и звякнулись в карман Порфирова.

— Пшел отсюда!

Дудин оказался хитрее, сразу выхватил из кармана пачку сигарет и предложил:

— Леш, закуришь? У отца стянул, он вчера пьяный в умат был. Бери, сколько хочешь, — разрешил он, когда Лешкины пальцы раздвинули пачку изнутри.

Потом в пачку нырнули толстые обрубки Тюхнина, за ними — с обгрызанными ногтями Гилевича, и пяток сигарет припал к одной стороне.

— Берите, мне не жалко, — говорил Дудин. — Вам, наверное, деньги нужны? Дал бы, да нету. — Он принялся подробно объяснять, куда дел подаренный на праздник трояк — настолько подробно, что поверить было трудно.

— Ладно, иди, — все-таки отпустил его Порфиров. — Стой!

Дудин вздрогнул и обернулся, пытаясь спрятать ухмылку удачливого жулика.

— У кого деньги есть?

— У Фили должны быть. И у Акулинича, — словно искупая вину за ухмылку, сообщил Дудин. — Привести?

— Веди.

Семиклассник Филиппский, крепыш с широкими скулами, под которыми, когда нервничал, бегали острые желваки, попытался было сопротивляться, но Тюхнин помог Гилевичу, вдвоем быстро справились. Акулинича обработать не успели, помешал Мухомор.

Красноносый учитель с шумом ввалился в туалет, увидев курящих учеников, закричал:

— А ну!.. — разглядев Порфирова, снизил тон, — идите на улицу курить.

Алексей собрался огрызнуться: а какое твое, свинячье, дело — где хотим, там и курим.

— Уводите приятелей, Порфиров, — просьбой упредил учитель оскорбление.

Это польстило.

— Уходим, — примирительно сказал Алексей.

На улице Тюха жадно поинтересовался:

— Ну, сколько там?

Лешка пересчитал деньги.

— На курево хватит.

— И на кино?

В клубе было тихо и пусто, лишь на втором этаже, в библиотеке, слышался ворчливый женский голос. До фильма хотели поиграть в бильярд, но не нашли кий. Вовка покатал рукой желтые шары по вытертому зеленому сукну, восхищенно вскрикивая, когда загонял в лузу. Порфиров и Тюхнин сидели у стены, молча наблюдали.

В бильярдную зашла завклубом.

— Чего надо? — раздраженно спросила она.

— Поиграть хотели до фильма.

— Не будет. Коська уехал вчера в райцентр и до сих пор не вернулся. Пьет где-то, выродок!.. — Она перечислила обычные прилагательные к Коськиному имени. — И вы мотайте отсюдова! Нечего. Закрываю.

Дружки потоптались у клуба, соображая, чем заняться, потому что расходиться по домам желания не было.

— Может, бормотухи возьмем? — предложил Лешка.

Вино называлось «Золотая осень». Мужики шутили, что из-за этой «осени» и лета не увидели. Не увидят и зиму. Пили вино за магазином. Горлышко прилипало к губам, мороз обжигал облитый подбородок, но алкоголь согрел, придал боевитости.

Они побродили по поселку, выискивая, к кому придраться. Никто на пути не попался, поэтому твердыми комьями снега разбили фонарь у леспромхозовского забора. Потом катались, цепляясь за бревна на лесовозах. Проедешь метров пятьдесят, мотыляясь по колее, затем растянешься на пузе и еще десять скользишь за машиной. Вскоре стемнело, и Лешка, уставший от дурацкого времяпровождения, решил:

— Пойду я домой.

Втроем они добрели до Вовкиного дома, выкурили там по сигарете и разошлись.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

В начале февраля забастовали проститутки. Они ни на что не жаловались, требований никаких не выдвигали, а просто не ходили на работу. Поселок сначала с язвительной улыбкой, а затем, после приказа директора леспромхоза не продавать им продуктов в магазине и не обслуживать в столовой, с сочувствием наблюдал за необычным в этих местах поединком. Первое время, после получки, проститутки редко появлялись на улице. Гости в бараке не переводились, шумные гулянки растягивались до утра. Но вскоре деньги у мужиков кончились, и все чаще можно было видеть у магазина или столовой проститутку, которая упрашивала купить съестное. Покупать боялись. И в гости не приглашали: жалость жалостью, а беду в дом незачем приводить: ничего хорошего от проституток поселковые женщины не видели.

Порфиров и братья Тюхнины столкнулись с Бандиткой случайно. Зашли в магазин за сигаретами, на обратном пути завернули в столовую, где работала Надька, и увидели, что кто-то роется в куче мусора у черного входа. В сумерках трудно было разглядеть, кто это, лишь по пуховому платку догадались, что женщина.

— Никак Бандитка, — предложил Лешка. — Бандитка, что ищешь?

— Пошел ты… — беззлобно ругнулась она.

— Закурить дать?

— Давай, — как бы нехотя согласилась она.

Пока Гришка разговаривал на кухне с сестрой, Ванька и Алексей подначивали проститутку.

— Что — с голоду опухла так?

— Не с похмелья ж.

— А есть, наверное, хочешь!

— Все хочут.

— Почему же мужика не поймаешь?

— Они сами сейчас без денег.

— Зато накормят.

— Не кормят, — уверенно сказала Бандитка.

— Слышь, Бандитка, а если мы тебя накормим, дашь? — полушутя-полусерьезно спросил Лешка, уверенный в