Закон чебурека - Елена Ивановна Логунова

Я посмотрела — и снова узнала, хотя и не так уверенно, как бабулю:

— Это Капустин, что ли?!

— Во всяком случае, очень похож, да? — Алка обрадовалась — видно, до этого сомневалась в собственных выводах. — Те же синие шорты, белая майка, светлые башмаки…

— Наряд весьма распространенный, по летней жаре — даже типичный, — справедливости ради заметила я.

Как следует рассмотреть лицо человека на фото не получалось. Из-за большого увеличения изображение потеряло четкость, да и снят он был в профиль.

— Не скажи, обувь примечательная: если присмотреться, видно, что у одного башмака подошва толще, чем у другого, — возразила Трошкина. — А я еще раньше, когда Капустин только вылез из багажника, обратила внимание, что одет он заурядно, а вот ботинки на нем особенные, явно сделанные на заказ. Ортопедические, видимо.

— Ну, может быть. — Я присмотрелась к штиблетам или босоножкам предполагаемого Капустина.

Вроде бы у правого слой «манки» действительно был потолще.

— А теперь посмотри, как он идет. — Алка сделала снимок поменьше. — Не сам по себе, а в сопровождении двух мужчин в форме! И руки держит странно — за спиной!

— Ты хочешь сказать… — у меня брови поползли вверх, — Капустин тот преступник, который сбежал от полиции в аэропорту?!

— Бинго! — Подруга звонко щелкнула пальцами и улыбнулась, довольная, что задачка сошлась с ответом.

Я вернула брови на место и не остановилась на этом, сведя их хмурой галочкой:

— То есть мы содействовали побегу преступника.

— Мы же не знали!

— Так надо хоть теперь узнать, какое преступление он совершил!

— Согласна. Барабанов еще ничего не прислал?

Мы отложили Алкин смартфон и проверили мой.

Капитан Барабанов, лучший друг и коллега моего любимого майора Кулебякина, еще не выполнил «его» просьбу добыть информацию о гражданине Викторе Капустине.

— Что ж, подождем, — постановила Трошкина заметно разочарованно.

Она не любит оставлять головоломки полусобранными.

Потом бабуля позвала нас пить чай, и о Капустине мы тем вечером больше не говорили.

Старшим родственницам об открытиях, сделанных Алкой в интернете, мы решили пока не рассказывать. Бабуля расстроилась бы, узнав, что ушлые зеваки сфотографировали ее не в лучшем виде, и стенала бы, что ее седины опозорены на весь интернет. А мамуля едва закончила с демонизацией вчерашнего паучка, следовало дать ей отдохнуть.

Из преступного Капустина они с музой могли такого монстра сделать — бессонной ночи не хватило бы на вдумчивое, в красках, описание.

На ночь глядя — мы с подругой как раз вышли совершить вечерний заплыв в бассейне — совершенно неожиданно позвонил Бронич. Это наш с Алкой шеф, Михаил Брониславич Савицкий. Он основатель, владелец и гендиректор рекламного агентства, в котором мы работаем — я постоянно, а Трошкина — эпизодически, в удаленном режиме.

— Доброе утро, Инночка! Ты где? — спросил Бронич подозрительно ласково.

— В отпуске, вы же знаете, — ответила я настороженно.

Шеф сам подписал мое заявление и сделал это почти по доброй воле. Я только самую чуточку надавила, подав ему на выбор сразу два заявления — одно на отпуск, второе на увольнение.

— Я помню, что в отпуске. А физически где?

— Вся в нем, и телом, и душой.

— Не скажешь, значит, — правильно понял Бронич и перешел к сути: — А поработать не хочешь?

Меня всегда умиляет такая постановка вопроса. Как будто работа — это особое извращение, которому предаются люди, до крайности пресыщенные, испытавшие уже все на свете и переставшие получать удовольствие от банального и пошлого отдыха.

Типа, накупалась я в синем море, навалялась на белом песочке, напилась коктейлей в шезлонге у бассейна, насладилась чтением книг, просмотром фильмов и обществом какого-нибудь загорелого мачо с клетчатым животом. Лежу такая в гамаке под пальмами и размышляю: чем бы мне еще заняться? Чем-то необычным, совершенно особенным, малодоступным, щекочущим нервы и где-то даже вредным… А! Вспомнила! Есть же такое изысканное и редкое удовольствие — работа!

И ведь стоит только начать — затянет.

— Пока особого желания не испытываю, — ответила я шефу мягко и уклончиво, чтобы не совсем уж его разочаровывать.

— Так испытай, — задушевно посоветовал Бронич. — Получишь пятьдесят тысяч рублей. Или могу сразу в долларах, тогда пятьсот будет. Тебе же там — в твоем отпуске — пригодятся пятьсот долларов?

— Вот зачем так орать? — убрав смартфон от уха и прикрыв его динамик ладошкой, недовольно сказала я немецким ватерполистам. — Шеф понял, что я за границей.

Ватерполисты, занятые шумной игрой, меня не услышали. А Бронич, к которому я вернулась, невинно поинтересовался:

— А ты что, уже рассталась со своим майором? Он же невыездной.

— Проболтаетесь — точно уволюсь, — пригрозила я и вздохнула, сдаваясь: — Что за работа? Если срочная, то это не ко мне. И не к Трошкиной.

— То есть Аллочка тоже там с тобой, — совершенно правильно понял умный шеф.

— Проболтаетесь — мы обе уволимся.

— Я буду нем как рыбка в море, которое, слышу, плещется у твоих ног. — Бронич проказливо захихикал, понимая, что победил.

— Это бассейн, — огрызнулась я. — Короче, что нужно сделать?

— Всего лишь написать небольшую поэмочку.

— По… что? — Я поперхнулась.

— Такое стихотворное поздравленьице с юбилейчиком.

Обилие уменьшительно-ласкательных суффиксов говорило о том, что шеф и сам понимает: он делает мне прямо-таки непристойное предложение. Это типичная манера Бронича — преподносить гадости в стиле «лягушка в сахаре». Чем ласковее его речь, тем гнуснее ее суть.

— С каких это пор мы, лучшее рекламное агентство юга России, отмеченное многочисленными профессиональными наградами, берем такие заказы, как пошлые рифмованные поздравлялки? — возмутилась я.

— С тех пор как такая услуга потребовалась Молоткову.

— Владельцу контрольного пакета «Севергаза» — самого крупного нашего клиента?

— Умничка, все понимаешь. Молоткову я отказать не могу.

— И кого же нам нужно поздравить хореем?

— Хре… чем? — теперь поперхнулся Бронич. — Вот этого, пожалуйста, не надо, прошу использовать только приличные слова. Поэмочка нужна для молотковской мамы, дамы позднего бальзаковского возраста. У нее назревает юбилей, прибудут все трое сыновей, и наш Молотков хочет быть вне конкуренции.

— Так пусть подарит ей… не знаю, луну с неба!

— Дорогими подарками там никого не удивишь, все сыновья бизнесмены-толстосумы. Хотя наш Молотков, конечно, не поскупился и собирается преподнести мамуле нечто необыкновенное — золотые сапожки!

— Прям из золота? — Я сначала не поверила, потом не одобрила: — Это ж как неудобно — металлическая обувь! Кровавые мозоли гарантированы.

— Может, и неудобно, зато эффектно, — рассудил шеф. — И все же наш Молотков сомневается, стремится усилить свои позиции наищедрейшего дарителя, поэтому хочет в придачу к сапожкам