Сверкающий цианид - Агата Кристи

— Вы хотите, чтобы я с ней посидела?

— Нет, — он решительно запротестовал. — Нет, разумеется. Выдолжны быть там. Без вас я не обойдусь, Руфь. — Он взял ее за руку. — Добрая выдуша.

— Я совсем не такая уж добрая.

Она улыбнулась и затем предложила:

— Не лучше ли связаться по телефону с мистером Огилви? Квечеру мы могли бы все выяснить.

— Хорошая мысль. Расходы себя оправдают.

— Я займусь этим немедленно.

Мягким движением она высвободила свою руку и вышла.

Джордж занялся делами, ожидающими его внимания.

В половине первого он вышел и взял такси до «Люксембурга».

Чарлз, известный всем метрдотель, вышел навстречу ему, важнонаклонив голову и приветливо улыбаясь.

— Доброе, утро, мистер Бартон.

— Доброе утро, Чарлз. Все готово к вечеру?

— Я думаю, вы останетесь довольны, сэр.

— Тот же самый стол?

— В сводчатом зале, посередине. Правильно?

— Да. И, вы поняли, я хочу, чтобы столы не очень тесностояли?

— Все сделано.

— Вы принесли… розмарин?

— Да, мистер Бартон. Боюсь, он не очень декоративен. Нежелали бы добавить немного красных ягод… или, скажем, несколько хризантем?

— Нет, нет, только розмарин.

— Хорошо, сэр. Вы хотели бы посмотреть меню? Джузеппе!

Чарлз щелкнул пальцами, и перед ним предстал улыбающийсямаленький пожилой итальянец.

— Меню для мистера Бартона. Появилось меню.

Устрицы, бульон, рыба по-люксембургски, шотландскаякуропатка, печень цыпленка в беконе.

Джордж равнодушным взглядом пробежал по этому перечню.

— Да, да, превосходно.

Он возвратил меню, Чарлз проводил его до дверей. Слегкапонизив голос, он пробормотал:

— Можно мне выразить нашу признательность, мистер Бартон, зато, что… хм… вы снова оказали нам честь?

Улыбка, страшная, как оскал покойника, появилась на лицеДжорджа. Он ответил:

— Прошлое следует забыть — ведь мы живем настоящим.

— Справедливо, мистер Бартон. Если б вы знали, как тогда мыбыли все потрясены и опечалены… Я уверен, я надеюсь, что мадемуазель останетсядовольна своим днем рождения, все будет на высшем уровне.

Изящно поклонившись, Чарлз отошел в сторону и тут же спроворностью стрекозы набросился на одного из официантов, который, сервируястол у окна, допустил незначительную оплошность.

Джордж с застывшей на губах улыбкой вышел на улицу. Он небыл столь уж чувствительным человеком, чтобы питать к «Люксембургу» особуюсимпатию. Помимо всего, «Люксембург» не виноват, что Розмари захотела тампокончить с собой или какой-то неизвестный решил ее там убить. «Люксембургу»решительно не повезло. Но как и многие одержимые люди, Джордж не мог расстатьсяс мыслью, которая преследовала его.

Он позавтракал в клубе, а потом направился на собраниедиректоров.

По пути в офис он зашел в телефонную будку и набрал номерМейды Вейле. Вышел, облегченно вздохнув. Все Шло по плану.

Он возвратился в офис. Сразу же появилась Руфь.

— По поводу Виктора Дрейка.

— Да?

— Боюсь, дело скверное. Возможен уголовный процесс. Он втечение значительного времени прикарманивал деньги одной фирмы.

— Это сказал Огилви?

— Да. Я утром связалась с ним, и он позвонил нам десятьминут назад. Сообщил, что Виктор ведет себя весьма нагло.

— Так и должно было быть!

— Он утверждает, что дело замнут, если деньги будутвозвращены. Мистер Огилви встретился с главным партнером фирмы и, кажется, всеуладил. Сумма, из-за которой идет спор, сто шестьдесят пять фунтов.

— Итак, маэстро Виктор надеется прикарманить на этой афересто тридцать пять фунтов наличными.

— Именно так.

— Ну что ж, во всяком случае, и эту сумму мы урежем, —проговорил Джордж с довольной ухмылкой.

— Я попросила мистера Огилви действовать и уладить вопрос.Правильно?

— Лично я был бы рад увидеть этого мошенника в тюрьме — нооб его матери тоже следует подумать. Глупа — а все-таки родная душа. Итак,маэстро Виктор, как всегда, выигрывает.

— Какой вы хороший, — сказала Руфь.

— Я?

— Я думаю, вы — самый лучший человек на свете. Он былтронут. Польщен и смущен одновременно.

В каком-то порыве взял и поцеловал ее руку.

— Дорогая Руфь! Мой дорогой и самый лучший товарищ. Что бы яделал без вас?

Они стояли очень близко друг подле друга.

Она подумала: «Я могла бы быть с ним счастлива. Я могла быосчастливить его. Если бы только…»

Он подумал: «Не последовать ли совету Рейса? Не бросить ливсю эту затею? Не будет ли это разумнее всего?»

Нерешительность попорхала над ним и улетела. Он сказал:

— Девять тридцать в «Люксембурге».