Антология советского детектива-48 - Николай Иванович Леонов

– Много ты разговаривать стал, – вздохнул Джангиров. – И нахально…

– Прости великодушно, шеф, – поклонился смиренно Швец. – Повинную плешь меч не стрижет. Или не сечет. Но, любя тебя всей душой, не могу не отметить – племянничек у тебя невыносимо шустрый. Он как дворняга – если дерьма не сожрет, у него голова болит. Ему давно надо намордник надеть… Мы сами взрастили этого говноеда на свою голову.

– Коля, надо найти Бастаняна, ты это понимаешь? – сказал Джангиров. – Пока власти не трехнулись. Не дай Бог, если его станет вызволять РУОП… Где сейчас обитает Нарик?

– Понятия не имею, – пожал плечами Швец. – Если честно сказать, я и не очень старался узнать…

– Почему?

– По причине бесполезности, – развел руками Швец. – Ты меня прости, шеф, я тебя давно знаю и очень ценю за твою настоящую, а не надувную крутость. Но в вопросе с Нариком ты проявляешь какую-то непонятную мне либеральную мягкотелость. Ты ведь до сих пор рассчитываешь уговорить его, урезонить или напугать.

– Нарика не напугаешь, – хмыкнул Джангиров.

– Вот именно! – воздел палец Швец. – У него особый вид храбрости злых отвязных дураков, которые просто не понимают опасности. И договориться с ним невозможно, он любое предложение мира воспринимает как нашу слабость. Поэтому мне от тебя нужна четкая и ясная команда. Тогда, глядишь, за недельку я этот вопрос решу. Радикально и навсегда… Мне только надобна ясность…

И от двух бортов резким клопштоссом загнал в лузу партионный шар. Точку поставил.

Джангиров поместил кий на стойку, бросил на стол купюру с овальным портретом майора американской национальной милиции Джорджа Вашингтона, устало сел в кресло, закрыл глаза.

– Покорнейше благодарим-с! – смахнул с сукна банкноту Швец и вроде бы ее и в карман не клал, а растворилась хрусткая бумажка в его цепких пальчиках бесследно. Наверное, так же, как должен был исчезнуть Псих Нарик в ванне с соляной кислотой. Хорошо опробованный рецепт успокоения и упокоения плохих, вредных людей под названием Аш-Хлор. 50 литров HCl – и шандец котенку! А то, что сейчас называется противным и опасным сумасшедшим, известным под именем Нарик Нугзаров, способно будет только немного повредить трубы городской канализации, куда его придется через несколько дней слить.

– Налей мне коньяку, – велел Джангиров. Он не мог объяснить очень многое своему помощнику Коле Швецу, который всю жизнь ходил в маскировочном скафандре веселого, доброжелательно-мягкого, улыбчивого человека, прячущего под этим камуфляжем безжалостного людобоя. А поскольку Джангиров и ценил-то Швеца больше всего за этот беспощадный людоедский талант и беспредельно циничный, быстрый, изворотливый ум, то он ни при каких обстоятельствах не мог допустить, чтобы Швец заподозрил его в неготовности в любой момент подвергнуть кого угодно исключительной мере воспитания – преданию смерти.

И говорить Швецу что-либо о памяти, о чувствах, о голосе крови – бесполезно. Скот. Только сено не ест. А жрет живое мясо. Хищный кровоядный скот.

Бессмысленно рассказывать Швецу о том, что он знает мальчишек-близнят Ахата и Нарика двадцать семь лет – со дня их рождения, когда он прилетел из Москвы на празднества по этому случаю. Молоденький выпускник Высшей школы КГБ лейтенант Джангиров был допущен пред светлые очи тигрино-желтого цвета своего шурина – Рауфа Нугзарова. И был обласкан, поощрен и признан полноценным родственником. Безродный перекати-поле Швец не понимает, не знает, не предполагает, что это такое – быть членом достойной, уважаемой семьи. Он живет в уверенности, что «ты, я, он, она – вот и вся моя семья».

А быть родственником, близким сородичем достопочтенного Рауфа Нугзарова, доктора юриспруденции, первого заместителя председателя верховного суда республики, составляло большую честь и невероятные перспективы в будущем. Надо было только одно – чтобы муэллим Рауф тебя считал хорошим родственником, надежным человеком, верным, любящим и почтительным парнем.

Молодой Джангиров и был хорошим, надежным, верным, любящим и почтительным парнем. А кто во всей республике был непочтительным с Рауфом Нугзаровым, замечательным правоведом и абсолютно неподкупным судьей?

Нугзаров садился председательствующим только в самые трудные, самые большие хозяйственные процессы – по шесть месяцев, по году слушались дела. И не было случая, чтобы приговоры, постановленные верховным судьей Нугзаровым, когда-либо отменялись или пересматривались в надзорных инстанциях. Ни один виновный не ушел от ответственности, ни один невиновный не испытал боли незаслуженной кары. «Edem das seine», – усмехался Рауф в красиво подстриженные щеголеватые усы. Каждому свое – вековой принцип римского права, кощунственно оскверненный беззакониями гитлеровцев, развесивших этот священный лозунг права на воротах концлагерей. А если Рауф Нугзаров отправлял кого-то в лагеря, наши, исправительно-трудовые, то только за дело, за реально совершенные преступления.

Более того, не часто, приблизительно раз в два года, он демонстрировал невероятную комбинацию из милосердия и принципиальности, заменяя особо разнузданным расхитителям и теневым бизнесменам безусловно заслуженную ими смертную казнь на максимальный срок лишения свободы – 15 лет в лагерях строгого режима.

Счастливые родственники строго наказанного хозяйственного злодея приносили муэллиму Рауфу сто тысяч рублей.

Слава Аллаху, всей системе советского правосудия и верховному судье Нугзарову в частности!

Родственники твердо знали, что за вторые сто тысяч их нежно любимый злодей – папа, сын, брат – через три-четыре года не будет догнивать в безымянной могиле, а воссоединится, уже полностью перевоспитанный, в своем доме с родней, друзьями и близкими.

Таким образом, эти сто тысяч рубликов были для Рауфа не низкой взяткой, а актом высокого и разумного гуманизма. И Аллах наградил его за великодушие и добрые дела в этом мучительно запутанном мире, подарив ему то единственное, чего не хватало судье для полного счастья, – сыновей-близнецов! Двойное счастье!

Рауфу уже грянул полтинник, а его жене Динаре, сестре Джангирова, было вдвое меньше, и любовь-благодарность судьи Нугзарова к ней была безмерна. Она распространялась даже на ее брата, очень скромного, очень вострого, очень перспективного парня – этот маленький, невзрачный пострел, похожий на мальчишку-недоростка, везде поспел. Через неделю для Рауфа он стал незаменим, и тогда верховный судья позвонил своему дружку и дальнему родственнику – председателю КГБ республики. Давай, мол, возвратим из Москвы домой такой замечательный национальный кадр! И звездная карьера Джангирова стартовала. Он скакал по чинам, званиям и должностям, как джейран по горам.

А между тем прекрасные мальчики-мажоры Ахат и Нарик подрастали, радуя мир и родителей почти физиологической убежденностью в том, что вся эта прекрасная жизнь принадлежит им полностью. Учились, к сожалению, неважно. Да ладно! Рауф шутил, что неучи должны быть умнее ученых – мозги