Бесшумная смерть - Эдуард Анатольевич Хруцкий

– Лучше резину смените.

– Ты грубый материалист, – махнул безнадежно рукой Комаров.

Днем и ночью шлялся Кравцов по Амстердаму. Он разыскивал следы антиквариата, контрабандно вывозившегося из России.

Он даже нашел лавку мадам Жанны. Той самой Жанны из Столешникова, с которой он когда-то крутился в общей развеселой московской компании. Сегодня он решил подкупить кое-что, поэтому отправился на главную торговую улицу Дамрак.

Когда он у отеля «Ланкастер» садился в игрушечный узенький трамвай, он почувствовал некий дискомфорт. Ощущение это не покидало его и на конечной остановке «Централь Статиен», и на набережной возле пристани прогулочных судов.

Только на главной торговой улице это странное ощущение покинуло его.

Кравцов сделал несколько покупок по мелочам и остановился у большого магазина, на витрине которого красовалось извещение о распродаже.

– Леонид Петрович. – Кто-то взял его за локоть. Кравцов оглянулся. Рядом с ним стоял его коллега по туристской группе Кондрашов.

– А, – улыбнулся Леонид, – наш таинственный спутник.

– У меня к вам дело, Леонид Петрович. Очень важное дело.

Кравцов посмотрел на него и понял, что дело действительно серьезное.

Они свернули в маленький переулок. Там прямо на мостовой стояли столики летнего кафе.

– Леонид Петрович, – Кондрашов достал пакет, – я читал ваши статьи и книги, а потом, мне просто некому довериться здесь.

– Вам нужны деньги? – спросил Кравцов.

– Нет, Леонид Петрович. Деньги мне не нужны. – Кондрашов заказал подбежавшему официанту два кофе и коньяк.

– Так в чем же дело? – Кравцов пригубил чашку с горячим, волшебно пахнущим кофе.

– Дело вот в чем. – Борис толкнул к нему пакет. – Вы можете, вернувшись в Москву, передать его в ФСБ? Да не оглядывайтесь. За вами от «Ланкастера» следил я.

– Что в нем?

– То, что прольет правду на ряд заказных убийств в Москве и здесь, в Амстердаме. О грязном бизнесе, которым занимаются весьма высокие люди.

– Я могу это прочесть?

– Как хотите, но вам тяжело и опасно будет жить с этими знаниями.

– А почему вы сами не поедете в Москву и не передадите письмо?

– Потому что я сам участник всех этих событий, и если меня не убьют мои шефы по дороге на Лубянку, то там меня просто посадят. Вы передадите письмо?

– Это очень важно?

– Да. Оно может остановить целую цепь убийств. Только упаси бог откровенничать с Лобановым.

– Он тоже?..

– Тоже.

– Тогда я улечу ночным рейсом.

Кондрашов полез в карман, положил на стол ключи.

– А это? – удивился Кравцов.

– Могу я попросить вас о личном одолжении? Сейчас я запишу вам телефон сестры, отдайте ей ключи от моей квартиры. Мне там уже никогда не жить. Прощайте и помните, что знания увеличивают скорбь. Так, кажется, сказал Екклесиаст.

Кондрашов встал и исчез за углом. Кравцов допил кофе, спрятал конверт и ключи в карман и поехал в гостиницу собирать вещи.

Москва. Сергей Никольский

Правильно говорят, что жизнь как матрас. Одна полоска черная, другая светлая. Вот и попал майор Никольский на светлую полоску.

Беляков, который оформлял пенсию, без звука подписал его рапорт об отпуске, генерал Колесников отбыл с делегацией Центрального округа в Пекин, а Воробьев, оставшийся на хозяйстве, подмахнул бумагу без звука. И наступил отпуск. Сорок свободных дней. Конечно, надо было уехать. Да куда денешься с жалкими майорскими отпускными.

Но все равно он был свободен. Раньше, уезжая на юг или в Прибалтику, Сергей звонил в отделение, узнавал, как движутся дела по всяким кражонкам и разбоям.

Но это было раньше.

Сразу после убийства Жилина он позвонил Олегу Кольцову, рассказал ему обо всем.

Конечно, показал билет из Таллина в Москву и паспорт с отметкой эстонских пограничников. Вечером в отделение приехал полковник Комаров и попросил показать материалы по убийству. В них он наткнулся на рапорт скрупулезного Миши Лепилова, в котором тот докладывал о работе на территории с перечислением фамилий людей, у которых проверял документы.

Там-то и всплыла фамилия Вдовина.

А через день пришло постановление горпрокуратуры передать дело по подследственности в ФСБ.

Так с отделения слетел глухой «висяк».

Раньше бы такое событие послужило поводом для двухдневной радостной пьянки, а нынче порадовались часок и забыли.

За последние дни Сергей близко сошелся с Олегом Кольцовым. У них оказалось так много сходного, словно этих людей специально готовили в каком-то особом учебном заведении. А все было просто. И Сергей, и Олег были московскими пареньками. Совестливыми и добрыми. Что нынче большая редкость.

Отпуск Сергея решено было отпраздновать широко. И взялся помочь вездесущий Стас. Он предложил отметить это событие в «Кабачке». Закуску гарантировал по разумным ценам, а выпивку можно было принести с собой.

Наутро после «Кабачка» Сергей проснулся, как всегда, в семь, но посмотрел на часы и понял, что сегодня не надо бежать в отделение допрашивать всякую мразь, утешать потерпевших. Он поспал еще несколько часов, потом встал, заварил кофе, выкурил сигарету, взял с полки томик Алексея Толстого и вместе с героями «Эмигрантов» окунулся в парижскую жизнь. Тихо шелестели липы во дворе, ворковали голуби под окном, весело кричали дети, а он читал, откладывал книжку, курил, и ему было хорошо и спокойно.

Борис Китаин по кличке Китаец

Ночевал он на Бронной у милой Марины. Связь их, многолетняя и прочная, в последнее время дала некоторую трещину. И он прекрасно понимал, что, если бы он остался просто писателем, прожившим сложную, пусть даже поганую жизнь, все бы оставалось по-прежнему.

Но Марина, человек в общем-то светский, узнавала о нем массу сплетен, в которых, впрочем, было и рациональное зерно.

Сегодня она простилась достаточно холодно, и Китаин, спускаясь пешком по лестнице – лифтом он никогда не пользовался, – понимал, что уходит из этого дома навсегда.

Но, как ни странно, чувства подлинной утраты не было. Легкая грусть. Эдакий романтический флер. Он понимал, что нельзя было разделить свою жизнь на две части. Эта маленькая квартира, в которой жили хорошие книги, висели милые картины, собирались умные люди, стала для него чужой.

И люди, с которыми он встречался, были чужими, и разговоры их последнее время стали неинтересными.

Ушла куда-то некая духовная общность, тянувшая Китаина к ним.

Новая жизнь провела четкую разделительную грань между ним и этими людьми. Раньше они были его щитом, огромной частью создаваемого им имиджа. Близость к ним придавала писателю Китаину общественный вес.

Нынче все изменилось. И люди эти для властей предержащих стали лишь забавными попрошайками, добывающими деньги на постановки, юбилеи, издание книг.

Он спускался с шестого этажа, оставляя