Бесшумная смерть - Эдуард Анатольевич Хруцкий

Когда в девяносто первом он был вызван в Москву из Франции, где занимал пост резидента КГБ, и явился к начальнику разведки Шабаршину, то сразу понял, что приехал он в чужую страну.

Генерал Леонид Шабаршин, один из лучших профессионалов ПГУ, разбирал письменный стол.

Посмотрев на пачку бумаг, подготовленных к уничтожению, Вдовин понял, что начальник тоже уходит из конторы.

– Тебя заменяют, тезка, – сказал начальник, – я тебе ничего предложить не могу, так как ухожу в отставку.

– Если я напишу рапорт об увольнении, вы сможете его подписать?

– Смогу.

Вдовин сел к столу и начал писать. Шабаршин заглянул через его плечо на бумагу.

– Переписывай.

– А что такое?

– Не от полковника Вдовина, а от генерал-майора Вдовина.

Так он и не успел послужить в генеральском чине. Оформили его увольнение стремительно и легко. А через несколько месяцев его нашел Новожилов. Вдовин начал работать у него с какой-то обреченной яростью, словно мстил кому-то за сломанную жизнь. Он разрабатывал комбинации, проводил сложнейшие акции.

Вдовин считался хорошим профессионалом. За много лет работы в Европе ему удалось создать вполне надежную агентурную сеть, обзавестись прекрасными связями и доверительными отношениями с весьма влиятельными людьми.

Теперь, опираясь на них, он работал не для обеспечения безопасности страны, а для того, чтобы бывшие партлидеры из провинции набивали себе карманы.

Сегодня он впервые в жизни убил человека ради сытого благополучия тех, кого он презирал.

Вдовин досконально изучил досье функционера, который фактически был главой их подпольной фирмы. Оно было точно таким же, как у всех, кто прорвался к власти в его несчастной стране.

Сидя в маленьком баре, он физически ощущал, что ему, бывшему работнику разведки, нет места в этом новом, неведомо кем созданном обществе.

Он допил кофе и вышел. В черной воде пруда покоился свет фонарей. Горели огоньки окон. Город был спокоен и тих.

Он медленно шел по переулку к машине, ощущая звенящую пустоту. Ему казалось, что из него выкачали кровь и пустили по сосудам какой-то тяжелый и жгучий раствор.

Вдовин подошел к машине, достал ключи.

– Это ваша машина? – К нему подошли двое молодых ребят.

– А в чем дело?

– Я из уголовного розыска, старший лейтенант Лепилов. – Один из ребят достал удостоверение. – Документы.

Вдовин вынул свою книжечку-документ, протянул Лепилову.

– Ассоциация ветеранов внешней разведки, – вслух прочитал офицер, – генерал-майор Вдовин… Пожалуйста, товарищ генерал.

Лепилов вернул удостоверение.

– Вы себя плохо чувствуете, товарищ генерал?

– Нет, старший лейтенант, я плохо живу в это время.

– Мы тоже не лучше. Езжайте осторожно.

– Спасибо.

Вдовин въехал во двор своего дома на Кутузовском проспекте. Квартиру здесь он получил в мае восемьдесят второго. Тогда на стене дома не было памятных досок Брежневу и Андропову.

В те годы квартира в этом доме была признаком особого доверия, своеобразной наградой.

Жить рядом с руководством страны было знаком некоего приближения к государственной элите.

Нынче все изменилось. Престижные квартиры скупили у обедневших бывших веселые коммерсанты. Что и говорить, у всех сегодняшних скоробогачей был гипертрофированный комплекс «кухаркиных детей». Поэтому им хотелось строить дачи именно в Барвихе и жить в квартирах, которые когда-то занимали министры и члены политбюро.

Вдовин приткнул свою скромную «шестерку» рядом с громадным «доджем», закрыл дверь и вышел.

Он принял решение, поэтому был спокоен. Все происходящее он как бы наблюдал со стороны. Не он, а кто-то другой набрал цифры на кодовом замке. Другой поднялся на лифте и открыл дверь в квартиру. Он разделся и принял душ. Побрился, хотя всегда это делал по утрам, подошел к шкафу и вынул генеральскую форму. Он надевал ее третий раз. Первый – в ПГУ, когда устраивал отходную, второй – когда фотографировался на удостоверение ассоциации, и третий – сегодня.

Вдовин прошел в кабинет и написал письмо жене. Потом взял листок и написал на нем:

«Надоело жить в кровавой грязи.

Л. Вдовин».

В кабинете был маленький сейф. В нем лежали награды, стояли спортивные кубки.

Вдовин вынул коробку, достал из нее спортивный мелкокалиберный пистолет. Выщелкнув обойму, проверил патроны. Потом пошел и отпер дверь. Обратного пути нет. Вот она, последняя станция его жизни. На ней нужно платить за ошибки. Жена поймет. Семью он обеспечил. Сыну и дочери лучше быть сиротами генерала разведки, чем детьми уголовного преступника.

Лена… Это все несерьезно. Даже в постели, когда она шептала ему нежные слова, ему казалось, что говорит она, как в своем рекламном клипе: «В жвачках „Ригли“ каждый найдет то, что ему по вкусу».

Все решено.

В кабинете он сел в кресло, поднял телефонную трубку, набрал знакомый номер дежурного Службы внешней разведки.

– Дежурный полковник Столяров.

– Это говорит генерал-майор в отставке Вдовин…

– Минутку, товарищ генерал.

Дежурный, видимо, нажал кнопку компьютера.

– Слушаю вас, товарищ генерал.

– Срочно вышлите опергруппу ко мне на квартиру.

– Что случи…

Вдовин не дослушал и положил трубку.

Он передернул затвор пистолета, положил оружие на стол, закурил сигарету, сделал несколько жадных затяжек.

Ну вот теперь все.

Он взял пистолет, прижал холодный ствол к виску. Потом передумал, сунул дуло в рот, почувствовал маслянистый, горьковатый холодок металла и надавил на спуск.

Амстердам. Борис Кондрашов по кличке Капитан

Вечером в баре гостиницы «Ланкастер» к нему подошел Лобанов.

– Для тебя сообщение.

– Давай.

– Завтра в одиннадцать быть на Цветочном аукционе. На третьем этаже, у пятой аукционной кабины тебя будет ждать связник.

– Пароль?

– Не надо, он тебя знает, и ты с ним прекрасно знаком. От него получишь дальнейшие инструкции.

Пока он ехал до Аальзмеер, где на Легемеедюик, 313 располагался Цветочный аукцион, шофер такси, прилично знавший английский, рассказывал Борису о чудесах цветочной торговли.

И когда машина наконец остановилась на паркинге, рядом со светлым зданием, на стене которого пересекались два красных тюльпана, Борис вздохнул с облегчением. Поднадоел ему малость этот говорливый мужичок. Он вылез из машины, огляделся. На стоянке теснились туристские автобусы. Видимо, посещение этого места входило в обязательную программу.

У здания толпились люди с рекламными проспектами. Какие-то милые старушки рассматривали в киоске луковицы тюльпанов.

Кондрашов вспомнил свою покойную бабушку Надю, страстную любительницу цветов. Она, наверное, была бы счастлива попасть в этот заповедник растительной роскоши.

Борис поднялся по лестнице на второй этаж. До назначенного времени оставалось еще семь минут.

Он с любопытством поглядел вниз. Там сновали вагонетки, наполненные гвоздиками, тюльпанами, розами.

Он стоял на овальной галерее. По бокам ее расположились аукционные кабинки. За их стеклянными стенами, как в немом кино, люди кричали, поднимали карточки.