Месть за миг до вечности - Татьяна Аксинина

«…Узнала! Но лучше бы не знать! Как я обрадовалась, что Он имеет отношение к кино! Значит, будем видеться хоть иногда. А если играет в этой картине, то часто. А Он – муж Н. Вообще не буду смотреть в его сторону! И чего это я размечталась, мужняя жена, мать, хозяйка? Всё у меня хорошо, быт налажен, служу в театре, ещё и в кино взяли – не о чем мечтать. Но глупое сердце «тает в груди», когда мне кажется, что он наблюдает издали за мной».

«… Пришлось идти с Андреем на премьеру. Кажется, пол-Москвы собралось. Не люблю толпу. Но лишь вошла в зал, я почувствовала Его! Он здесь! Что-то теплое ко мне протянулось: нить от его сердца. Он тоже понял, что я в зале».

«… Почему я ощущаю спиной его взгляд? Зачем он смотрит на меня? А вдруг другие поймут, что это означает? Я невольно краснею, когда он прикасается взглядом к моей коже. Она горит, как будто он ласкает меня руками».

«…Всё, выбросила из головы дурные мысли. Все мысли о съемках: вживаться в роль, точно следовать указаниям режиссера, терпеть дубли и не жаловаться. А ещё наслаждаться южным солнцем, морем, пышной растительностью. Отправила домой несколько открыток с видами. У меня почти получилось – и вдруг Он приехал. Уж легче было бы справиться с землетрясением! Первую встречу отыграла отлично. Напустила на себя холодную вежливость, улыбнулась, но едва-едва, никто из свидетелей ничего не заметил. Но Он точно был очень рад мне, лично мне, а не солнечному летнему дню».

«…Это пытка – видеть их рядом. Кажется, я немного ревную? Для роли коварной подруги, это даже полезно. Но не к обаятельному Ивану Кузнецову в исполнении Саши Григорьева, а по-настоящему. Она капризничает, требует внимания, Он проявляет заботу, возит термос, бутерброды. Нет уже никакой любви, никакого огня, только привычка и хорошее воспитание. Впрочем, как и у нас в семье. Но жить можно. И нечего мне «разевать рот на чужой каравай»! Да и нет доказательств, что Его взгляды что-то значат, что я сама для Него чего-то значу».

«…Он первый не выдержал. Внешне всё пристойно: пожалел девушку, отставшую от автобуса, помог добраться до гостиницы. А там разошлись по номерам – и всё. Но нет, не всё: разошлись, унося тепло и доверие беседы в позднем такси. Такое понимание, такое сочувствие! Час пролетел как миг. Мы с Ним – родственные души. Но наши отношения не имеют абсолютно никакого будущего. Вернее, нет никаких отношений».

«…Что делать? Уехать, не дожидаясь окончания путевки? Как я объясню мужу и свекрови своё бегство? Не могу же я всё им рассказать! Да и не о чем тут рассказывать. Мы даже пальцем друг друга не касаемся. Гуляем себе по дорожке, как любые другие отдыхающие. Я не позволю себе ничего лишнего. Я дотерплю до конца срока. Эта передышка среди моих семейных будней – просто сон, прекрасный, нереальный. Я буду вспоминать его всю жизнь. Но попрошу Его не искать встреч со мной в Москве».

«…Я уже готова и жду любимого с такси. Радость от ожидания чуда переполняет меня. Никогда не понимала Ромео и Джульетту. Как можно покончить с собой от любви? А сейчас я чувствую такое счастье, что за него не жалко отдать жизнь! Лучше уже ничего со мной случиться не может! Но за такое безумное счастье, наверное, будет расплата? Не хочу думать об этом! Не хочу тратить драгоценное время. Пусть будет то, что будет!»

«…Я боялась показаться на глаза бабушке, думала, она осудит меня за развод, а она встретила меня радостно. Она сильно сдала с нашей последней встречи, похудела, пожелтела, изморщинилась. Но в свои 82 года рассудила очень мудро: «Значит, ты не любила Андрея, когда шла замуж. И никто тебе не отсоветовал. Тебе повезло испытать в жизни настоящее чувство. Не плачь, мне кажется, твоя дочка к тебе ещё вернётся. Я бы хотела её увидеть».

«…Как холодно и страшно! Я никак не могу согреться чаем. Мне кажется, я больше Его не увижу. И Он сейчас думает обо мне, и Он тоже это знает. Но я буду ждать, вопреки предчувствиям, пока есть еще надежда. Мне не важно, сколько ждать: хоть год, хоть больше. И Он тоже это знает».

«…Сегодня проходила мимо церкви и, наплевав на всё пионерско-комсомольское воспитание, зашла и поставила свечку «за здравие». Уже выйдя, вспомнила, что Он рассказывал подобную историю про ученого-физика Нильса Бора, который попросил экономку поставить свечку и за него тоже. Набожная женщина удивилась: «Господин Бор, вы же не верите в бога!» – «Говорят, если не веришь, то всё равно помогает». Не знаю, на что я готова, лишь бы это помогло Ему вернуться живым!

«…Сердце говорило мне, что плохое уже случилось, но даже в конце декабря я еще на что-то надеялась. Не надевала черное, думала о Нём, как о живом. Даже после некролога в «Известиях», я плакала, но думала: «А вдруг ошибка? Не того нашли, документы перепутали». Но приехал Павел Шелехов и отнял последнюю надежду. Лучше бы не приезжал! «Ты еще такая молодая и красивая». А для кого мне быть «такой молодой и красивой»? Как же пусто и холодно в груди! Я почти неживая. Я даже заплакать не могу. Одно меня удерживает: больная бабушка. Ей тяжело, но она меня утешает, гладит мою руку, жалеет. Я должна её выходить, поставить на ноги… Я не могу её оставить…»

Маша закрыла и убрала блокнот и тогда вытерла слёзы. Бабушка поставила на ноги Марьяну Кузьминичну, та прожила после этого ещё 4 года, сохраняя оптимизм и здравомыслие.

Генрих, к своему удивлению, быстро смирился с мыслью, что Маша – лучший вариант актрисы на главную роль второй части сериала. Он лишь представил её, как сценарий лег перед глазами. Сегодня они с Максом встретились, чтобы обговорить ключевые моменты. Макс не только сценарист, он второй режиссер, а главное – друг и единомышленник. Генрих начал:

– Хорошо, что мы не стали использовать имя деда. Эдуард – это некий собирательный образ, советский журналист-международник.

– И фамилию главному герою ты выбрал подходящую «Берг». Неплохо. Коротко, энергично. Мне нравится, – поддержал Максим.

Генрих продолжал:

– Наш герой тоже имел предка из прусско-прибалтийских дворян, служившего России со времен Полтавской битвы. На этом сходство